— Аркаша, ты даже не заметил мое новое платье? — щебетала Майя, вертясь перед мужем после концерта.
Он поднял взгляд от медицинского журнала, мельком глянул.
— Красиво. Устал я, Май. Рад за тебя.
— «Красиво. Устал», — передразнила она с внезапной горечью. — Раньше ты мною восхищался. А теперь… угрюмый мужлан какой-то…
Трудности преследовали Аркашу Штейнбока с самого рождения. Ему только-только исполнился год, когда его отца, Михаила Иосифовича, осудили по «хозяйственной» статье и этапировали в лагерь под Вязьму. Мать, Ольга Семеновна, не раздумывая, собрала нехитрый скарб и перебралась поближе к мужу.
Через четыре года Михаила Иосифовича освободили. Помнился тот день смутно: запах дорожной пыли, грубые отцовские сапоги в углу и низкий надтреснутый голос:
— Выжил, Оленька. Теперь жить будем.
Поначалу Штейнбоки, теперь уже с двумя сыновьями, поселились под Москвой в девятиметровой комнате барака. Михаил Иосифович смог устроиться в отдел снабжения «Дальстроя». А еще через пять лет вернулись в столицу, где им выделили две клетушки в московской коммуналке.
Жили они скромно, если не сказать бедно. Ольга Семеновна экономила каждую копейку, оставляя сыновьям на день лишь по стакану молока и куску хлеба. Неожиданным спасением стал Всесоюзный парад физкультурников 1945 года.
Отец, используя милицейские связи в обществе «Динамо», сумел устроить 13-летнего Аркашу в колонну. Тот должен был проехать на самокате мимо Мавзолея перед самим Сталиным.
Три месяца тренировок стали для семьи временем настоящего изобилия. На это время старший сын стал главным добытчиком. После занятий участников сытно кормили в спецбуфете, а все, что не съедалось, бережно заворачивалось в газету и неслось домой.
Талантов у Аркадия было множество. В 14 он освоил виолончель. Правда, у родителей не нашлось средств даже на аренду инструмента. Тогда парнишка увлекся шахматами и почти сразу показал впечатляющий результат, легко выполнив норму первого разряда.
Школу парень окончил с золотой медалью, которая, кстати, в послевоенном СССР абсолютно ничего не гарантировала. Друг горячо агитировал Аркадия:
— Надо получить настоящую мужскую профессию! Давай в геологоразведочный!
Тот послушался, но система быстро расставила все по местам: в престижном ВУЗе его забраковали по анкетным данным. Его путь, как и путь многих талантливых сверстников, был предопределен печальным парадоксом эпохи.
Все дело в том, что с середины 40-х и вплоть до конца 50-х дорога в МГУ, МГИМО или Физтех была наглухо перекрыта пятой графой или «неподходящим» прошлым. Зато медицинские институты становились для талантливых ребят настоящим прибежищем. Сюда шли «бывшие дворяне», дети репрессированных, те, кто побывал в оккупации.
Так страна, теряя гениальных физиков и лингвистов, неожиданно приобретала блестящих врачей. А заодно и уникальную творческую среду. Капустники, эстрадные постановки и джаз в Первом меде были явлением высочайшего уровня. Аркадия сразу заметили старшекурсники и приняли в свою компанию. Так родился ВТЭК — Врачебный театрально-эстрадный коллектив, кузница будущих звезд.
А самое главное, именно в Первом меде он познакомился с будущим основателем КВН Альбертом Аксельродом и Гришей Офштейном, творческий союз с которым вылился в одно из самых плодотворных партнерств в истории советской сатиры.
После окончания института Аркадий устроился терапевтом в московскую поликлинику. Параллельно с приемом пациентов занимался творчеством. Вместе с Гришей придумывал смешные сценки, монологи и юморески, которые уже даже начали звучать по радио.
Однако на пути к всесоюзному эфиру встала непреложная реальность.
— Ребят, мне просто не разрешат выпустить в эфир авторов с фамилиями Штейнбок и Офштейн. Придумайте себе псевдонимы,- как-то раз заявила им редактор.
Решение родилось тут же, прямо в радиорубке.
— Меня во дворе звали Арканом. Я буду Арканов, — сказал Аркадий.
— А я буду Горин, — откликнулся Григорий. — Мне это нравится. И в фамилии нет ни одной шипящей. Так что, представляясь, не надо будет шепелявить.
Еще студентом Аркадий потерял голову, увидев красивую девушку с сильным чистым голосом. Это была Майя Кристалинская, недавняя выпускница МАИ. Но подойти и заговорить не решился.
Случай представился лишь месяц спустя. После совместного выступления в Политехническом музее он собирался уходить, как вдруг обрушился такой ливень, что пришлось пережидать в подъезде. Под сводами парадной к нему присоединилась и Майя.
— Ну и ливень! — первым нарушил молчание Аркадий, глядя на водяные струи за стеклом. — Прямо как в оперетке: герои заперты вместе, а на улице бушует непогода. Только оркестра не хватает.
— И дождь барабанит по крыше вполне ритмично, — улыбнулась Майя, поправляя прядь волос.
— А вы всегда так поэтично мыслите? — Аркадий прислонился к косяку.
— Только в хорошей компании, — парировала девушка, и в ее глазах мелькнула искорка.
— Кстати, раз уж судьба нас тут собрала…,- хлопнул себя по лбу Аркаша. — Завтра у нас в институте капустник. Там будет и музыка, и дурачество полное. Не хотите составить компанию?
Майя на секунду задумалась, потом утвердительно кивнула.
О своей внезапной симпатии Арканов рассказал другу. Тот, усмехнувшись, задал прямой, почти дерзкий вопрос:
— Ну, а жениться тебе слабо?
— Нет, не слабо…,- неожиданно для самого себя ответил Аркаша.
Позже он называл это состояние «романтическим угаром». На первом же свидании он сделал Майе предложение, спустя три дня они отнесли заявление в ЗАГС. А еще через две недели их расписали.
Свадьбу играли в коммуналке. Соседи на день любезно освободили свои комнаты, чтобы вместить и родственников невесты, и многочисленную родню жениха. За праздничным столом два семейства увидели друг друга впервые. И, кажется, сразу прониклись неприязнью.
— Наша Майя — умница, красавица, голос — дар божий, — глядя на Аркадия с с сомнением, говорили одни.
— Наш Аркаша — талант, золотой мальчик, из интеллигентной семьи. А она… Артистка. Сомнительная стабильность,- не менее строго оценивали невесту со стороны жениха.
Чтобы растопить лед, отец Майи, Владимир Григорьевич Кристалинский, массовик-затейник по профессии, поднялся со своим тостом.
— Есть Аркадий Райкин, — провозгласил он. — А у нас теперь появился свой Аркадий. Но не Райкин, а Майкин!
Реакция была неоднозначной: Кристалинские заулыбались, а Штейнбоки насторожилась.
— Что значит «Майкин»? — будто бы говорили их лица. — Наш Аркадий хорош сам по себе…
Следующие полчаса свадьба проходила в гробовой тишине, пока кто-то из гостей не затронул жилищный вопрос:
— А где молодые жить-то будут?
Наступила еще более тягостная пауза. Вопрос повис в воздухе. Жить молодоженам было негде. Сначала они ютились в одной из тесных комнат в родительской коммуналке. Потом в съемной квартире.
В те годы Аркадий был еще далек от статуса сатирика с мировым именем. Он трудился врачом в районной поликлинике. А вот карьера Майи уже стремительно набирала обороты. После концертов певицу окружали поклонники, приглашали в рестораны на шумные банкеты и возвращаться домой ей порой не хотелось.
Как всякий мужчина, Арканов чувствовал себя неуютно в тени славы жены. Но искренне старался ее поддержать и настоятельно советовал учиться.
— С такими данными, Майка, ты сможешь стать настоящим профессионалом, а не просто талантливым дилетантом,- не раз повторял он ей.
Но та, окрыленная уже свалившейся на нее популярностью, не хотела утруждаться консерваторской рутиной.
— Я и так пою лучше многих, — отвечала она.
Однако это было не единственное, что сатирику не нравилось в жене. Еще во время медового месяца выяснилось, что Майя абсолютно равнодушна к женским обязанностям. Готовка, уборка, мытье посуды — все это казалось ей скучным занятием, отвлекающим от главного: работы над голосом, репетиций, поиска своего места под Солнцем.
Будучи педантичным чистюлей, Аркадий поначалу лишь морщился, глядя на немытую посуду, на разбросанные ноты. Приходя вечером с работы, он сам брался за тряпку, пытаясь навести хоть какой-то порядок в их временном пристанище, кашеварил, стирал рубашки.
И верил, что стоит им обрести свой угол, все встанет на свои места. Вот только для Майи понятия «дом» в его обыденном, уютном смысле словно не существовало. И чем безжалостнее проступала эта истина, тем сильнее менялся в ее глазах сам Арканов.
Тот самый Аркаша, остроумный, легкий, готовый на безумства ради ее улыбки, будто растворился. А на его месте появился другой человек — сосредоточенный, немногословный, сдержанный.
Исход наступил после очередного разговора. Аркадий спокойно взял свой портфель и заявил, что идет к родителям, мол, завтра выборы и голосовать нужно по месту прописки.
— Когда вернешься? — спросила Майя, еще не понимая.
— Возвращение не входит в мои планы, — прозвучал его окончательный приговор.
Арканов не стал выносить сор из избы. Причину их расставания он озвучил уже много позже:
— Я и понятия не имел об особенностях Майи… Ее «звездность», которую искренне не выношу. А когда добавились бесконечные споры, взаимные упреки, ощущение, что мы говорим на разных языках, чаша терпения переполнилась…
