«Мне везло — хоть иногда это везло было с шипами», — говорила Татьяна Самойлова. Всё, что осталось от её Вероники — девушки, которая в фильме «Летят журавли» рыдала у вокзала, — это слезы на экране да стрелки на глазах, скопированные миллионами.
Но если героиня нашла утешение в объятиях другого, сама Татьяна так и не смогла обнять то, о чем мечтала: детей, которых потеряла, мужей, которые ушли, и славу, что обожгла как пожар.
Её жизнь напоминала сцену после финальных титров: погасшие софиты и зрители, разошедшиеся по домам. Она осталась одна — с пенсией, сигаретами и гранитным памятником в форме фронтового письма. Того самого, которое её Вероника так и не дождалась.
Девочка из эвакуации: война, балет и запрет
1941-й. Семилетняя Таня Самойлова, дочь актёра Евгения Самойлова, впервые услышала гул бомбёжек. Война вырвала семью из Москвы — отца, игравшего в Театре Революции (ныне Театр Маяковского), эвакуировали с труппой вглубь страны.
«Мы мотались по городам: Ташкент, Тбилиси, Ереван, Алма-Ата…» — вспоминала Татьяна Самойлова годы спустя. Новые места, но старые беды: в каждом городе девочку встречали голодные очереди за хлебом, промозглые бараки и болезни, цеплявшиеся как тени.
Таня росла в поездах. Сумки вместо игрушек, чужие углы вместо дома. Её организм, измученный переездами, сдавал: то лёгкие хрипели, то сердце колотилось как птица в клетке, то горло сжимал кашель.
Лекарств не хватало. Мать, отчаявшись, варила отвары из трав. Выжила. Но слабое здоровье стало тенью, преследовавшей её всю жизнь.
Родители оберегали Татьяну как могли. По дому ей ничего не разрешали — только отдых и мечты. А мечтала Таня о балете. Мать, знакомая с Майей Плисецкой, устроила дочери просмотр в Большом театре.
Вердикт режиссёров оказался жёстким: «Тяжёлые бёдра, недостаточная гибкость». Для девочки, которая «кружилась в воображении не хуже Плисецкой», это стало ударом.
Но мать не сдалась. «Пойдёшь в актрисы!» — сказала она, едва успокоившись после рыданий. Так Татьяна Самойлова, которой запретили даже подметать пол, оказалась на пути к сцене.
Отец, уже тогда известный артист, отговаривал: «Профессия требует душевных сил, а у тебя их нет». Но в 1953 году Таня поступила в Щукинское училище.
Война, эвакуация, болезни — всё это не сломило её. Напротив, научило бороться. Даже когда врачи ставили крест на её здоровье, Татьяна Самойлова верила: сцена станет лекарством.
И не ошиблась. Уже через два года она дебютировала в кино, а в 24 — получила «Золотую пальмовую ветвь». Но это будет потом.
Вероника, Канны и запретный Голливуд
Съёмки «Летят журавли» обернулись для Татьяны Самойловой борьбой не только с ролью, но и с собственной болезнью. Туберкулёз лёгких — диагноз, который врачи поставили ещё до начала съемок.
Её лицо, измождённое болезнью, идеально вписалось в образ девушки, ждущей любимого с войны. Режиссёр Калатозов даже не подозревал: слабость актрисы была не игрой.
Фильм триумфально прошёл в Каннах. В мае 1958-го Самойлова, в чёрном платье и со стрелками «как у Вероники», получила «Золотую пальмовую ветвь».
Французские газеты писали: «Русская Пенелопа покорила Европу». Жерар Филип, тогдашний секс-символ кино, подарил ей дорогие часы и пригласил сниматься вместе с ним в «Анне Карениной».
«Я уже видела себя в платье с кринолином!» — смеялась Татьяна. Но мечте не суждено было сбыться.
СССР ответил отказом. Из «Мосфильма» прислали письмо: «Самойлова — студентка. Ей надо учиться». На деле боялись, что актриса «поддастся буржуазным соблазнам».
Вместо Парижа её ждала тайга — съёмки «Неотправленного письма» (1959). Режиссёр требовал натуральности: лес горел по-настоящему, актёры мерзли в снегу. Татьяна, ещё не оправившаяся от туберкулёза, обожгла руки.
Фильм провалился. Критики ругали сценарий, а Самойлову после съёмок увезли в санаторий. Но даже там её преследовал призрак Вероники.
Девушки по всему Союзу копировали стрелки на глазах, как у героини, а Татьяна признавалась: «Это Алексей Баталов посоветовал такой макияж.»
Мужья: Лановой, Осипов и..
Первый муж Татьяны Самойловой, Василий Лановой, был её первой любовью — яркой, но недолгой. Они познакомились в 1955 году на съёмках «Мексиканца»: он — уже звезда «Аттестата зрелости», она — студентка Щукинского училища.
«Вася купил мне майку в подарок, а я ему — трусы. Вот и вся свадьба», — смеялась Татьяна.
Молодые поселились у её родителей — Лановой жил в тесной квартире с сёстрами и племянницей.
Но романтика быстро сменилась реальностью. После аборта двойни, который Татьяна сделала во время лечения туберкулёза, отношения дали трещину. «Вася уговаривал рожать, но я боялась: кино или дети? Выбрала кино», — признавалась актриса.
Лановой, погружённый в съёмки, редко бывал дома. В итоге Самойлова сама предложила развод: «Сказала: «Давай расстанемся». А потом жалела — он ведь был единственным, кого я по-настоящему любила».
«Я хотела рожать, а он не мог иметь детей»
Со вторым мужем, писателем Валерием Осиповым, всё началось как в романе. Он засыпал Татьяну телеграммами из командировок, присылал стихи и розы.
«Валера учил меня видеть красоту в книгах. С ним я чувствовала себя умнее», — вспоминала Самойлова.
Но брак, длившийся дольше первого, разбился о её мечту, о материнстве.
Когда врачи подтвердили, что Осипов бесплоден, Татьяна высказалась прямо: «Если я не рожу, то я не женщина!» Муж холодно парировал: «А я уже давно не мужчина».
Развод стал неизбежным. «Что за семья без детей?» — объясняла она позже. Осипов, по словам актрисы, «исчез как тень» — слишком больно было вспоминать неудачу.
Третий брак: сын, аборт и муж ушедший за хлебом
Эдуард, цирковой администратор, был моложе Татьяны на семь лет. «Со мной он вёл себя как мальчишка — восхищался моей славой, таскал в кафе-мороженое», — рассказывала Самойлова.
Когда в 33 года она забеременела, Эдуард, не раздумывая, предложил жениться. Сын Митя стал для Татьяны откровением: «Я научилась пеленать, варить супы! Казалось, наконец, обрела женское счастье».
Но радость длилась недолго. Эдуард зарабатывал копейки, родители Татьяны называли его «бездельником».
Когда она снова забеременела, страх нищеты перевесил: «Сделала аборт… Теперь жалею: могла бы быть девочка».
Эдуард исчез, когда Мите было два. «Ушёл за хлебом и не вернулся», — коротко объясняла Татьяна. Сын остался с бабушкой и дедом — народным артистом Евгением Самойловым, который до 93 лет играл в Малом театре.
Повзрослев, Митя выучился на нейрохирурга и уехал в США. «Звонит раз в год, приезжает редко», — скупо комментировала Самойлова. Внучку, названную Таней, она видела только на фото. «Счастье — в детях, но моё улетело за океан», — вздыхала актриса, глядя в окно пустой квартиры.
Последние годы: долги, сигареты и письмо-памятник
После смерти родителей Татьяна жила одна. Брат Алексей помогал деньгами, соседка Зинаида приносила еду.
«Говорят, я нищенствовала? Неправда! Пенсия была 28 тысяч, плюс надбавки», — спорила Самойлова. Но в больничном буфете за неё платили медсёстры: «Таня брала еду в долг. Мы потом сами гасили».
В 80 лет она всё ещё ждала звонка от Мити. «Сидела у окна, курила, повторяла: «Если бы девочка родилась…»» — рассказывала соседка.
За месяц до смерти Татьяна сделала ремонт в квартире на деньги от телесъёмок, но насладиться не успела. 4 мая 2014 года её сердце остановилось в реанимации.
На Новодевичьем кладбище памятник Самойловой стилизован под фронтовое письмо-треугольник — как в «Летят журавли». Две птицы на камне будто уносят её историю в небо.
Эпилог
Татьяна Самойлова сыграла женщин, которых ждали, любили и осуждали. Сама она ждала слишком многого: здоровья, любви, детей. «Зрители до сих пор дарят цветы — значит, я не зря», — говорила она.
Но в тишине квартиры, глотая сигаретный дым, она повторяла: «Если бы девочка родилась…» Её жизнь, как журавлиный клин, ушла в небо, оставив на земле лишь трещины.
