Когда режиссер Сергей Герасимов набирал в ВГИКе свой первый курс, его коллега Григорий Александров привел к нему молодого актера. Мэтр глянул на смазливого юнца и категорично заявил: «Мне его учить нечему! Самородок!» И взял новичка прямиком сниматься в свою «Молодую гвардию».
Так в советское кино ворвался Георгий Юматов — бесшабашный фронтовик, покоритель женских сердец и беспробудный алкоголик, не сумевший справиться со свалившейся на него славой.
Жора, как его всю жизнь звали друзья, успел хватить лиха еще до актерской карьеры. В 1942 году 16-летний пацан записался добровольцем на флот и был зачислен юнгой на торпедный катер «Отважный». Год спустя стал полноценным рулевым и принял боевое крещение.
Освобождал от фашистов Бухарест, Будапешт, Вену. Во время штурма последней участвовал в жуткой рукопашной за знаменитый Венский мост. Тогда полегло две тысячи наших десантников, но Жору Бог миловал. За тот бой его наградили уникальной медалью Ушакова на цепях. А всего за войну Юматов получил несколько ранений и был награжден десятком орденов и медалей.
С войны — прямо на съемочную площадку. На прогулке в Москве Юматова случайно заприметил Григорий Александров и после пятиминутного разговора позвал сниматься в эпизоде своей «Весны». Там Жора и произнес сакраментальное «Разрешите?», элегантно вписавшись в кадр.
«Этот паренек даже разрешения спросил!» — умилялся потом режиссер. Ну а встреча с Герасимовым, с которой мы начали, окончательно предопределила судьбу самородка из народа.
Уже через два года после дебюта на счету у Юматова было семь картин, в том числе культовые «Молодая гвардия», «Повесть о настоящем человеке» и «Три встречи».
Бывший юнга, ходивший на занятия и съемки в старой флотской робе (другой одежды попросту не было), в одночасье проснулся знаменитым. Слава и любовь миллионов зрителей свалились как снег на голову. Но вместе с ними в жизнь артиста вошли и черные спутники — алкоголь и роковая женщина.
На съемках «Молодой гвардии» Юматов потерял голову от Музы Крепкогорской — остроумной и образованной красавицы, первой сталинской стипендиатки, актрисы МХАТа. Девушка, которую все звали Музочкой, отвечала ухажеру благосклонностью, но в рамках приличий.
Она профессионально дразнила и «разводила» наивного Жору, закаляя на нем свои чары. Да и в самом фильме, кстати, произошла похожая история — вместо главной роли Любки Шевцовой Музе «подсунули» мелкую стервочку-предательницу Вырикову (по словам самой актрисы — в результате закулисных интриг).
Но влюбленного по уши Юматова такие мелочи не смущали. Он с готовностью переселился в коммуналку Крепкогорских на Страстном бульваре и безропотно сносил все тамошние причуды.
Отец Музы был аккомпаниатором Шаляпина и свел счеты с жизнью во время репрессий 30-х, мать — обедневшая дворянка со скверным характером, брат — спекулянт заграничным барахлом. В этом артистическом змеюшнике разыгрывались шекспировские страсти, и Жора мгновенно стал их невольным участником.
Сложно сказать, был ли Юматов от природы подкаблучником, или это хитрая Муза вила из него веревки. Но хрупкая девушка с первых же дней приучила мужа прыгать по своему требованию до потолка. Бриллианты, золото, посуда, наряды из-за бугра — Музочка не отказывала себе ни в чем, бесконечно транжиря нехитрый семейный бюджет.
«Жорж заработает!» — беспечно говорила она, прожигая в дорогих ресторанах гонорары благоверного. А тот покорно терпел, сам стирал носки и варил обеды из магазинных пельменей.
Стоило актеру заикнуться о деньгах или хотя бы элементарной помощи по дому, жена мигом осаживала его фирменной улыбкой: «Ты же знаешь, что я всегда спешу!». И вечно голодного Георгия кормили родственники Музы и дежурившие в подъезде поклонницы. А он, стиснув зубы, таскал для любимой дефицитные деликатесы, которые приходилось выпрашивать в гастрономах.
«Почему я, народный артист, должен унижаться перед какими-то бакалейщиками?!» — возмущался Юматов. Но все равно ехал и доставал заветную «икру-колбаску», обменивая остатки достоинства на призрачное семейное счастье.
Семейного, впрочем, не получилось. Муза с детства привыкла блистать и сводить мужчин с ума. Капризной диве было скучно сидеть дома, ожидая загулявшего супруга. А Жора частенько задерживался на «основной работе» с поклонниками-собутыльниками.
В портвейновых компаниях быстро спивающийся красавец находил необходимое сочувствие и понимание. Жена же держала оборону холодностью и равнодушием, плавно переходящим в ненависть.
Юматову приходилось мириться не только с закидонами благоверной, но и с хамством замаскированных негодяев, заполонивших МХАТовские коридоры. Приглашая супругов на званые ужины, элита откровенно пялилась на Музу, поедая ее глазами. Артист кипел от злости, но молчал — лишний скандал грозил потерей работы.
А ее и так становилось все меньше, ведь загулы Юматова принимали пугающий масштаб. Не помогали ни кодировки, ни строгий контроль жены (впрочем, быстро сообразившей, что запои мужа можно использовать как предлог для отлучек).
Ссоры, крики, битая посуда, хлопанье дверьми — обычный антураж юматовской квартиры. Изводившая актера Муза с садистским удовольствием провоцировала его на запои, а потом со скандалом сбегала к очередному ухажеру. Жора страдал, топил горе в стакане, заливал красные глаза освежающими каплями и обреченно плелся на съемки или репетиции.
От него за версту разило перегаром, режиссеры в ужасе разбегались. Сам же Юматов все не унимался: в минуты просветления умолял жену родить ребенка, создать настоящую семью. Но Музе было не до того — эта женщина ненавидела детей и мечтала о ролях, славе и деньгах.
Кто знает, возможно Юматов, как и его экранные герои, смог бы обуздать пагубный «зеленый змий». Но от бешеной популярности и полной неустроенности в личной жизни крыша актера съезжала все сильнее. И главное — рядом не было никого, кто вовремя смог бы остановить.
Муза, не стесняясь, крутила шашни с другими, пропадала сутками. А Жора с горя прикладывался к бутылке и превращался в мародера собственной жизни.
Кореша-собутыльники мигом просекли слабое место знаменитости и взяли его в оборот. Юматов исправно поставлял выпивку, принимал на грудь с каждым встречным-поперечным, но однажды чуть не захлебнулся.
После пьяной выходки его вышвырнули со съемок «Белого солнца пустыни» — той самой картины, под которую писался образ Сухова. В итоге роль ушла к Анатолию Кузнецову, а непутевый самородок надолго лег на дно стакана.
Чтобы заработать на опохмел, Юматов распродал все мало-мальски ценное. Костюм заложил на одном этаже, часы — на другом, паспорт — на третьем. Муза молча наблюдала за деградацией мужа, наслаждаясь своей властью. Попытки родственников и друзей повлиять на ситуацию разбивались о стену равнодушия.
«Он уже не жилец» — сухо констатировала супруга и тут же вызывала такси, чтобы умчаться к очередному полюбовнику.
В конце концов пьяные загулы довели Юматова до психушки. Едва оправившись, он вновь срывался в штопор. По кругу: запой, больница, белая горячка, клиника, вытрезвитель… Из некогда подтянутого красавца Жора превратился в трясущееся и опухшее подобие человека.
Режиссеры шарахались от него как от прокаженного. Муза делала вид, что ее все устраивает. И только собаки, которых Юматов всегда обожал, скрашивали его невеселые будни.
В лихие 90-е актер окончательно скатился на дно. Кровавый навет супруги привел его на тюремные нары — за решетку Юматов угодил после дружеской попойки со сторожем, случайно получившим пулю. Следствие замяли, дело не стали раздувать, но нервы и здоровье народного любимца были окончательно расшатаны.
И даже президентская премия, назначенная ему как инвалиду войны, не спасла положения. Измученный и опустошенный, Юматов тихо угас осенью 1997-го. А через два года за ним последовала и Муза, допившаяся до белой горячки.
Что сгубило Георгия Юматова — слава, любовь, водка? Об этом можно гадать бесконечно. Ясно одно: он был невероятно одаренной и тонкой натурой, которой не хватило душевных сил совладать с обрушившимся ураганом страстей.
Кумиры миллионов, подобные ему, зачастую становятся заложниками собственного обаяния и успеха. И лишь немногим удается выкарабкаться из этой трясины.
Артист, который при жизни мало кого интересовал как человек, после смерти обрел ореол страдальца, раздавленного Системой. Но разве в ней дело?
«Мы всегда отвечаем за то, что было при нас…» — сказал как-то экранный герой Юматова Венька Малышев. И в этих простых словах — квинтэссенция судьбы самого Георгия Александровича. Человека, которому было дано все — талант, красота, слава, любовь.
Но который сам, своими руками, разменял и профукал эти бесценные дары. Трагедия личности, ставшей заложницей собственных слабостей и пороков…
