Софи Марсо застыла на месте, не в силах отвести взгляд от старой потрепанной киноафиши с изображением юного Кристофа Ламбера. Это был плакат к фильму «Грейстоук: Легенда о Тарзане, повелителе обезьян», где начинающий актер исполнил главную роль.
Внезапное озарение пронзило Софи, она почувствовала, будто наконец-то нашла того самого, идеального героя для своего нового фильма.
«Боже мой, это он… Точно он!» — прошептала она, потрясенная этим неожиданным открытием. А в следующую секунду уже не могла сдержать эмоций и закричала в голос: «Это он! Наконец-то я его нашла!»
Сидящий напротив нее Доминик Беснеар, ее старый друг и бывший агент, от неожиданности поперхнулся кофе и чуть не выронил из рук чашку. Он смотрел на Софи, как на сумасшедшую.
«Ты это о ком? Об этом Ламбере? Да ты что, с ума сошла? Этот парень уже давно сдулся, никто его не снимает. Забудь о нем, Софи, я серьезно. Даже не думай брать его в свой фильм, ничем хорошим это не кончится, поверь мне», — принялся увещевать он ее.
Но Софи будто не слышала его голоса, продолжая упрямо бормотать себе под нос: «Это он, точно он. Вот кого я так долго искала!»
Доминик с досадой затушил недокуренную сигарету о блюдце и попытался образумить упрямую подругу:
«Послушай меня внимательно. Это твой второй режиссерский проект. Первый фильм приняли весьма прохладно, ты же не хочешь утопить и второй? Вспомни, сама ведь просила у меня совета. Так вот, мой тебе совет — в твоем фильме две главные роли, мужская и женская. В тебе, как в актрисе, я не сомневаюсь ни секунды.
Но Ламбер — это очень сомнительная кандидатура. Ты же видишь — мужику скоро 50 стукнет, выглядит паршиво, лицо опухшее и помятое, волосы редеют на глазах. Или ты думаешь, зрители не заметят, что он красится? Поверь мне, это зрелище вызовет не волну обожания, а приступ жалости пополам с брезгливостью.
Пойми, его звездный час давным-давно прошел. Сейчас Ламбера помнят разве что законченные фанаты «Горца» и «Тарзана», для всех остальных он пережиток прошлого, тень былой славы. Снимается во всяком трэшаке за гроши, иногда что-то озвучивает, лишь бы на хлеб хватало. Но на главную роль в серьезном проекте он уже не тянет».
Софи слушала эту исповедь, кусая губы. Как же неприятно слышать подобное от близкого друга! Но она понимала, что Беснеар желает ей только добра. Столько лет он был ее агентом и верным соратником, она привыкла безоговорочно доверять его безупречному чутью и деловой хватке.
Вот и сейчас, в преддверии начала съемок мистического триллера «Пропавшая в Довиле», Софи пришла к нему за советом. Идеальный кандидат на роль главного героя по-прежнему не находился, а время поджимало.
Доминик тем временем переключился на обсуждение самого фильма:
«Так, давай по порядку. У тебя там что — драма, детектив, ретро-лав-стори? Коп, который втрескался в призрак исчезнувшей богатой дамочки? Ну не знаю, по-моему, избитый сюжет. Хотя, если ты сама сыграешь главную женскую роль, а действие частично перенесешь в эпоху с красивыми костюмами и интерьерами, то определенная часть публики на это клюнет.
В конце концов, ты — лицо «Chaumet», самая высокооплачиваемая французская актриса, любимица миллионов. Неужели зритель не поверит, что роковая красотка может по уши втрескаться в потасканного мужика средних лет?»
Софи и сама прекрасно понимала, как рискованно затевать подобный проект. Уже полгода она пыталась найти идеального героя, лично проводила кастинги и пробы. Увы, пока безуспешно.
Ни с одним из претендентов не возникало того самого «щелчка», волшебной химии, без которой кино не сложится. И вот теперь, увидев Ламбера на старой киноафише, Софи вдруг с кристальной ясностью поняла — это судьба. Он — тот, кто ей нужен.
…Съемки «Пропавшей в Довиле» проходили в самом сердце нормандского курорта.
Киношники разместились в отеле «Вилла Гардения», окна которого выходили прямо на пляж. Софи предпочла уединение и остановилась в небольшой гостинице неподалеку, в «Клозери». Уже в первый съемочный день Кристоф не упустил возможности подколоть «мадам режиссера».
«А вам не скучно завтракать в компании старушек-миллионерш? Они не слишком громко чавкают своими вставными челюстями? Не забывают их часом в тарелках с кашей?» — с шутовской серьезностью вопрошал он.
Софи только поморщилась и предложила приступить к работе. Да уж, Кристоф был тот еще фрукт! Вечно лохматый, нескладный, угловатый. Очки постоянно съезжали на нос, одежда висела мешком. Порой Софи казалось, что ему не 50, а от силы 15 — таким мальчишеским задором веяло от Ламбера.
«А меня ведь предупреждали, что вы жутко строгая! Прямо монстр в юбке. Но я вам так скажу: чем больше будете меня ругать, тем активнее стану вас смешить!» — не унимался он.
Софи только дивилась про себя — вроде взрослый, известный актер, а поведением, ну чистый ребенок. Со временем стало ясно, что эта трогательная инфантильность, своего рода визитная карточка Кристофа.
На площадке он постоянно всех веселил, превращая съемки в нескончаемый капустник. Потешно размахивал длинными руками, изображая неуклюжего недотепу. Спотыкался на ровном месте, падал, шмыгал носом.
Софи даже позволила ему сниматься в собственной одежде: мятой рубашке, неизменно торчащей из-под свитера, старых джинсах и разношенных ботинках. Это лишь добавляло образу достоверности.
Уставший от жизни, всеми осмеянный полицейский, одержимый идеей раскрыть таинственное исчезновение светской львицы. Над ним потешался весь город, списывая со счетов как спятившего маргинала, бредящего давно забытыми историями. Воистину, роль словно создана для Ламбера!
Софи как никто другой знала, каково это быть одновременно и режиссером, и актером в собственном фильме. Двойная нагрузка, двойная ответственность. Она металась по площадке, срываясь на крик по любому поводу. То освещение ей не нравилось, то костюмы не те.
То гримеры парик испортили, то оператор «не те планы берет». На ассистентов она ругалась из-за «неправильно пришитых пуговиц», на монтажеров — за «кривую склейку».
Однажды, разнося в пух и прах нерадивую съемочную группу, Софи вдруг услышала за спиной сдавленное хихиканье. Обернувшись, она обнаружила потрясающую картину.
Кристоф нацепил ее парик, повязал на голову платок и, кривляясь, беззвучно повторял ее гневную тираду, потешно сверкая глазами и потрясая кулаками. Вся группа застыла в страхе, ожидая неминуемого разноса. Но Софи неожиданно для всех расхохоталась:
«Я что, правда, так нелепо выгляжу, когда злюсь? Бог ты мой, какие страхи!»
Смутившийся Кристоф мигом стянул злополучный парик и состроил виноватую мину:
«Да что вы мадам, вы само очарование! Ну, может, самую чуточку строгая, но так даже лучше!»
Именно в тот момент Софи с удивлением осознала, что окончательно и бесповоротно влюбилась в этого нелепого, смешного, прекрасного человека. Осознание накрыло ее с головой, выбило почву из-под ног. Лежа ночами без сна на веранде «Клозери» и глядя на россыпь звезд в черном небе, она снова и снова прокручивала в голове эту мысль.
Ей — 40, за плечами тяжелый развод, двое детей и слава «железной леди» французского кино. А еще репутация склочной истерички, с которой невозможно работать. И вот надо же, взрослая, прожившая жизнь женщина, словно наивная девчонка, влюбляется в смешного лохматого очкарика! Как, почему это произошло? Не иначе как в насмешку над ее самоуверенностью.
Но факт оставался фактом. Рядом с Кристофом Софи чувствовала себя непривычно легко и свободно. Словно обрела второе дыхание, начала жизнь с чистого листа. Впервые в жизни она говорила с любимым мужчиной на родном языке, ведь оба ее бывших супруга были иностранцами.
Впервые не ощущала себя бесправной марионеткой, и Анджей, и Джим были патологическими деспотами, подавляющими любое проявление самостоятельности. И впервые испытывала к партнеру почти материнскую нежность.
Софи постоянно хотелось о Кристофе заботиться, опекать его, как малыша. Одернуть задравшийся свитер, поправить воротничок рубашки, проследить, чтоб носки не сползали. И как же чудесно, что он совершенно не возражал против такой милой сердцу тирании.
С первым мужем, знаменитым польским режиссером Анджеем Жулавским, все было иначе. Их роман вспыхнул, когда Софи едва исполнилось 18. Анджей годился ей в отцы, но это не помешало девушке без памяти влюбиться.
Ради него она рассорилась с родителями, бросила учебу и сбежала в Польшу, разорвав с треском все контракты. Целых 17 лет Софи была примерной женой и ассистенткой «гения». Стирала, гладила, готовила, мирилась с бесконечными придирками и приступами беспричинной ревности.
Жулавский запрещал ей общаться с друзьями, отслеживал каждый шаг, мониторил переписку и звонки. Он мог, изображая служанку, отвечать на звонки жене и с польским акцентом уверять абонентов, что «пани Софи уехала навсегда».
Лишь спустя годы до Софи дошло, как низко она пала, до какой степени самоуничижения дошла. Превратилась в серую затюканную тень, робкое безропотное существо.
Когда-то на прогулке по Варшаве Софи случайно увидела в витрине их отражение и испугалась. Рядом с ней брел сутулый лысеющий толстячок, а она сама выглядела, как облезлая дворняга в мешковатом пальто. Страх осознания накрыл ее с головой, она не хочет так жить!
Не хочет превращаться в нищую неухоженную «декабристку», до конца дней вываривать плохо пахнущее белье в облезлой эмалированной миске. Она достойна лучшего, определенно заслуживает иной доли.
Побег
Сбежать от Анджея было страшно. Но Софи рискнула и не прогадала. Вернувшись во Францию, с головой ушла в работу. Снова начала сниматься, блистать на светских раутах, постепенно обретая былую славу и популярность. Она снова стала той самой Софи Марсо, роковой красавицей, чья красота и талант сводили с ума миллионы мужчин.
На съемках «Анны Карениной» Софи познакомилась со своим вторым мужем, американским продюсером Джимом Лемли. Поначалу он показался ей избавлением, глотком свежего воздуха после затхлой и удушливой атмосферы брака с Жулавским.
Джим красиво ухаживал, задаривал подарками, превозносил ее красоту и актерский дар. Софи млела от счастья, чувствуя себя настоящей королевой.
Увы, довольно скоро сказка обернулась знакомой реальностью. Едва они поженились, как Джим начал диктовать свои правила и устанавливать границы дозволенного. Он вмешивался в ее карьеру, не спрашивая, подписывал контракты, определял, где ей сниматься и в каких проектах участвовать. Пытался руководить даже ее стилем и гардеробом. И снова бесконечный контроль, ревность, скандалы и унижения.
Когда Софи, не выдержав, сбежала от Лемли обратно во Францию, он даже не дал ей забрать их общую дочь! Мол, пусть попробует пожить одна, а когда образумится, приползет обратно на коленях. Джим был уверен, что без него Софи никто и ничто, что она не способна на самостоятельные решения.
Но он жестоко просчитался. Софи не только не вернулась, но и с головой ушла в работу над собственными проектами. Ее режиссерский дебют «Рассвет за облаками» хоть и не снискал большого успеха у критиков, зато наделал немало шума в кинотусовке.
И вот теперь, на съемках своего второго фильма «Пропавшая в Довиле», Софи чувствовала — это ее звездный час. Или звездный шанс переписать собственную жизнь набело.
Ведь рядом с ней больше не деспотичный «хозяин» и не всемогущий продюсер, а забавный лохматый мальчишка с душой нараспашку. Кристоф, ее собственный выбор и билет в счастливое будущее. Впервые в жизни Софи могла выбирать сама — и профессионально, и в личном плане. Впервые чувствовала себя не послушной марионеткой в чужих руках, а хозяйкой положения.
*
С Кристофом она могла быть сильной и одновременно слабой. Могла командовать и принимать решения, и при этом не бояться показаться смешной или нелепой. Могла расслабиться и доверить ему быть первым в их необычном дуэте.
Ведь недаром говорят, для того, чтобы стать по-настоящему сильной, женщина должна для начала позволить себе слабость. Рядом с Ламбером Софи впервые ощутила вкус этой восхитительной игры.
Кристоф не пытался ее переделать или подстроить под себя. Наоборот, он с удовольствием принимал правила, которые устанавливала Софи. Был счастлив подчиняться, гордился ее успехами, восхищался силой характера. Она легко могла представить их вдвоем: дома, на прогулке, на отдыхе.
Вот Софи готовит ужин, а Кристоф, путаясь в длинных ногах, носится по кухне, пытаясь помочь. Вот они, хохоча, примеряют в магазине свитера, и все варианты либо коротки, либо чересчур узки в плечах. А вот гуляют по пляжу, и Кристоф, подхватив ее на руки, несет к кромке прибоя, шутливо изображая Кинг-Конга с красавицей Энн Дэрроу в лапах.
Увы, идиллия длилась недолго. Едва закончились съемки «Пропавшей в Довиле», как Кристоф исчез из жизни Софи так же внезапно, как и появился.
Поговаривали, будто Марсо тяжело переживала разрыв, ведь впервые за долгие годы решилась довериться мужчине и открыть сердце.
Но ведь какое странное совпадение: вчера позвонил режиссер Ален Монн и предложил ей сняться вместе с Кристофом в мелодраме «Мужчина у изголовья». Софи до сих пор слышит срывающийся от волнения голос Монна:
— Ваша героиня, Софи, если вы согласитесь, конечно, женщина в прошлом волевая, сильная. Но судьба дала ей под дых, скрутила. И оказавшись беспомощной, несчастной, всеми покинутой, она остается наедине с сиделкой — мужчиной.
А он — я вижу в этой роли только Кристофа — неудачник, бывший боксер, спившийся тип, каким-то чудом возвращает ее к жизни… Позвольте хотя бы прислать вам сценарий.
— Не надо, — коротко ответила Софи.— Мы согласны. Надеюсь…Оба.
