Людмила Суворкина могла бы стать настоящей кинозвездой. После «Центрового из Поднебесья», где она сыграла свою единственную главную роль, про нее говорили как о новой надежде советского кино. Красивая, талантливая. Казалось, перед ней открыты все дороги.
Но что-то пошло не так. Больших ролей больше не предлагали, в кино она мелькала лишь эпизодически. В театре дела шли лучше, но до первых ролей не дотягивала. Коллеги объясняли это ее характером. Мол, слишком закрытая, не умеет налаживать связи, не готова прогибаться…
Когда Людмила Суворкина погибла, многие коллеги вместо соболезнований вдруг принялись вспоминать, какая она была «неподступная» и «себе на уме». Странно, но даже факт смерти не смягчил их оценок.
А ведь в молодости она действительно выделялась. Высокая, красивая, но не из тех, кто любит пустые разговоры и посиделки. В ГИТИСе многие считали ее слишком замкнутой. Людочка не участвовала в студенческих вечеринках, не сплетничала в курилке, держалась особняком.
НЕУДОБНАЯ
Она никогда не стремилась быть «своей» в компаниях, и это многих раздражало. Но театр — не студенческая тусовка, здесь ценили другое. Поэтому, когда на предпоследнем курсе Суворкину без всякого блата и подхалимажа взяли в «Ленком», да сразу дали роль Сашеньки в «Этом милом старом доме», даже самые язвительные однокурсники на время прикусили язык.
Это был редкий случай. Обычно в главные театры брали либо по протекции, либо после многолетней работы на периферии. Людмила же прошла на чистый талант. Но вместо ожидаемого взлета уже через год переехала в Тулу. Почему? Никто не знал.
Впрочем, в областном театре ей сразу доверили главные роли. Играла актриса много, публика ее любила. Именно там, без столичных интриг и закулисных игр, она и состоялась как актриса.
ОБРАЗЦОВАЯ СЕМЬЯ
В Туле Людмила познакомилась с Владимиром Губановым. У режиссера за плечами уже был неудачный брак с актрисой Галиной Юрковой. От того брака остался сын Кирилл, но после развода мальчика усыновил новый муж Юрковой — Георгий Данелия.
Для Губанова это стало тяжелым ударом. Поэтому, когда у них с Людмилой родился сын, он воспринял это как второй шанс. Старался быть образцовым отцом, каким не смог стать в первый раз.
Когда Владимиру неожиданно предложили место в Малом театре, он согласился, но поставил жесткое условие:
— Только вместе с женой.
Ему пошли на уступки. Правда, на его сцене Губанов поставил всего один спектакль — камерную чеховскую «Чайку», которую критики разгромили за «излишний психологизм». После провала он ушел сам, не дожидаясь увольнения.
Со временем супруги получили от государства трехкомнатную квартиру, ставшую своеобразным символом позднесоветского благополучия. Просторная, в престижном районе, с видом на дома, где жили известные люди того времени. Новоселье отмечали вдвоем. Сын Никита к тому времени уже защитил диплом в ВШЭ и предпочитал обществу родителей собственные компании.
Вообще супруги любили шумные застолья. Соседи запомнили их праздники: смех, звон бокалов, громкие тосты за полночь. Говорили, что выпивали они нередко, а порой и садились за руль «навеселе». Тогда это еще не считалось чем-то из ряда вон.
Но главной их причудой стал камин, который они установили, несмотря на предупреждения.
— Деревянные перекрытия, Людмила Анатольевна. Все-таки 50-й год постройки…,- вздыхал управдом.
— Ой, бросьте! — махала рукой та. — Мы каждый вечер будем сидеть у огня и вспоминать вас добрым словом.
ТРАГЕДИЯ
Людмила изредка приносила соседям театральные билеты. Но в Малом театре ей давно уже не давали значительных ролей. Чтобы заполнить пустоту, она ушла в музей Бахрушина, где организовала детскую театральную студию «Голубятня». Дети ее обожали, но в 2006 году студию закрыли. Не хватило финансирования.
После этого она стала водить экскурсии по театральному музею. Говорила тихо, но увлекательно, особенно когда рассказывала о старых спектаклях. Видно было, что мыслями она все еще там, на сцене.
А потом случилась беда. Их рыжий пес, верный спутник Владимира Ивановича на ежедневных прогулках, неожиданно умер от инсульта. Губанов словно сломался. Перестал выходить из дома, целыми днями сидел у окна. Через три месяца его разбил тот же диагноз.
С этих пор Суворкина буквально поселилась в больничной палате, пока врачи боролись за жизнь мужа. Дежурила у кровати, протирала влажными салфетками его лицо, шептала слова поддержки. Но болезнь оказался сильнее.
Похороны прошли тихо. Из родных был только Никита, холодно-корректный, больше озабоченный документами, чем соболезнованиями. Их отношения испортились давно: сын с его экономическим образованием так и не нашел себя в профессии, зато мастерски вписался в круг столичных тусовщиков. Охота в Подмосковье, вечеринки на катерах, дружба с сыновьями чиновников. Вот чем он заполнял свою жизнь.
Соседи за стенкой слышали их последнюю громкую ссору:
— Мама, ты не понимаешь! Эту квартиру нужно продать! Ты прекрасно можешь жить на даче!
— У тебя есть своя жизнь, Никита. А это мой дом!
После того разговора он появлялся редко. Только по «деловым вопросам». Не дождалась мать сына и 8 Марта. К вечеру, окончательно поняв, что звонка от него не будет, начала пить в одиночестве. Потом выскочила в подъезд. Кричала, плакала, ругалась. Соседи нашли ее валяющейся на лестнице — растрепанную, пьяную, в грязном халате. Оттащили домой и уложили на диван.
ПОГРУЖЕНИЕ В БЕЗДНУ
Со временем у нее поселился молодой любовник. Он приходил с выпивкой, иногда оставался на несколько дней. Соседи видели, как мужчина выносил из квартиры пустые бутылки, а однажды даже слышали их пьяную перепалку. Потом он внезапно пропал.
— Умер, не выдержал, — бурчала соседке Людмила. Но в голосе ее не было ни злости, ни сожаления.
Последние месяцы в квартире на Лесной стали для Людмилы Анатольевны медленным погружением в темноту. Сначала отключили газ за неуплату, потом электричество. Когда в доме осталась только одна свеча, она сжала в руке разряженный телефон и постучала к соседке этажом ниже.
— Можно… зарядить? — голос актрисы звучал неестественно ровно, будто она репетировала эту фразу перед зеркалом.
Пока телефон заряжался, Людмила Анатольевна набирала номер сына с маниакальным упорством… Восемь, девять, десять раз подряд. Пальцы дрожали, но продолжали тыкать в экран. Соседка, делая вид, что не замечает, варила кофе, но слышала каждый гудок, каждый прерывистый вздох.
— Он иногда берет… с незнакомых номеров, — вдруг сказала Людмила Анатольевна, словно оправдываясь перед самой собой.
Соседка пригласила ее выпить с ней кофе, но та вдруг резко встала, выдернула телефон из розетки и вышла, не попрощавшись. И тут же на лестничной площадке раздались сдавленные рыдания. Глухие, как у загнанного зверя.
ПЕЧАЛЬНЫЙ ФИНАЛ
К слову, сын время от времени предпринимал попытки устроить мать в специализированное учреждение. Раз в полгода к ней приезжал какой-то официальный человек из соцслужб, оставлял брошюры о реабилитационных центрах. Суворкина выбрасывала их в тот самый камин, который теперь был ее единственным источником тепла.
— Я не больная! — кричала она вслед уходящим соцработникам. — Я просто живу так, как хочу!
Соседи, несмотря на все это, продолжали относиться к ней с тихой человеческой теплотой. Приносили суп в контейнерах, оставляли у дверей пакеты с хлебом и молоком, иногда заходили проверить, жива ли. Делали это не из жалости. Скорее из уважения. Даже опустившись, Людмила Анатольевна держала спину прямо. Шла по лестнице не как пьяная старуха, а как королева, лишившаяся трона, но не осанки.
Но за пределами этого подъезда о ней словно забыли. Ни звонков из театра, где она отслужила больше двадцати лет, ни весточек от коллег по музею Бахрушина. Как будто ее уже давно не существовало…
5 апреля 2025 года в подъезде на Лесной улице запахло дымом. Сначала слабо, будто кто-то забыл потушить сигарету. Потом резче, гуще. Едкий химический смрад горящего пластика и старой древесины заполонил все вокруг. Дым валил из-под двери ее квартиры.
Пожарные приехали быстро, но справиться с огнем не могли несколько часов. Квартира выгорела дотла. Людмила Анатольевна погибла.
Позже журналисты обзвонили все места, где она когда-то работала.
— Суворкина? Нет, не помним такого сотрудника,- ответили в музее Бахрушина.
— Официальных комментариев не будет,- отрезали в Малом театре.
Из всех, кого удалось разыскать, лишь Константин Кошкин, тот самый «узнаваемый голос НТВ», согласился вспомнить о Людмиле Суворкиной. Они учились на одном курсе, но последний раз виделись почти 50 лет назад.
— Она пила. И это знали все,- сказал он без осуждения, скорее констатируя факт. — Из Малого театра ее выперли за пьянство. Потом то же самое случилось и в музее Бахрушина.
По его словам, Людмила всегда была «неудобной», смотрела на всех свысока. Даже в «Ленкоме» не пыталась влиться в коллектив.
— Гордая была. Считала себя выше других. А в итоге…, -продолжил Кошкин.
В итоге — пепелище квартиры, куда на следующий день после пожара зашел Никита. По словам дворника, молодой человек пробыл внутри не больше десяти минут. Вышел с каменным лицом, сел в такси и уехал. Больше его в этом доме не видели…
