— Вы могли бы не так сильно прислоняться щекой к моей спине? На мне мой личный костюм,- попросил Тихонов Инну в одном из дублей.
Однако у нее это плохо получалось. В итоге в фильме оставили кадр, где она смущенно стряхивает пудру с пиджака Тихонова…
ЖИЗНЬ ЗАКОНЧИЛАСЬ…
Роман с французским боевым летчиком Константином Фельдзером стал для Инны Ульяновой одним из самых ярких и трогательных эпизодов жизни. Она буквально светилась от счастья, восхищаясь своим необыкновенным возлюбленным. Он тоже души не чаял в своей русской музе. Готов был ради нее развестись, звал в Париж.
Но сердце актрисы навсегда принадлежало театру. К тому же она не могла позволить себе поставить под удар карьеру отца, для которого замужество дочери с иностранцем стало бы настоящей катастрофой.
Их отношения продолжались четыре года. Они писали друг другу письма. Он на русском, с трогательными ошибками, она — с театральным пафосом, пропитывая их духами «Шанель №5». Инна часто звонила во Францию. Но однажды на том конце провода не ответили.
Актриса, прикусив губу, крутила телефонный шнур вокруг пальца, как делала всегда от волнения. Гудки… Один. Два. Пять… Только через несколько дней ей перезвонили и сообщили, что Фельдзер… скончался.
*
На похороны к нему Ульянова не попала. В день, когда в Париже опускали в землю гроб с телом Константина, она достала все его письма и уничтожила. Прощаясь с любимым летчиком, она понимала: ее жизнь закончилась!
— После смерти Фельдзера Инна словно разделилась на две, — вспоминал друг актрисы Юрий Ершов. — Настоящая, которая тайком носила в медальоне его фотографию. И «театральная» Ульянова, что с блеском играла счастливую женщину.
Она всегда очень боялась показаться в глазах общественности одинокой. Поэтому часто заявляла, что замужем.
— Однажды она вцепилась мне в руку и звонко объявила: «Знакомьтесь, мой супруг!» Я чуть не поперхнулся шампанским, — продолжал делиться информацией «мнимый муж» Юрий Ершов — А она сияла, как на премьере. Особенно, когда замечала одобрительные взгляды коллег.
Эти комедии длились годами. Только поздно вечером, оставшись одна, Ульянова позволяла себе снять маску: доставала спрятанную в шкатулке фотографию французского летчика и тихо спрашивала:
— Ну что, Костя, как там твой Париж? А я все играю… Играю…
СЫГРАННЫЕ РОЛИ
Сцена любила Ульянову безоговорочно. Зрители покатывались со смеху от каждого ее выхода. А вот кинокамеры долго оставались равнодушны к этой удивительной артистке. Впервые ее лицо промелькнуло в «Карнавальной ночи». Но тогда ее фамилию даже не указали в титрах. Потом была небольшая роль в «Цветах запоздалых». Ну что это? Капля в море ее возможностей.
Первой яркой сценой с участием актрисы считается эпизод в кинофильме «Семнадцать мгновений весны», где она сыграла даму с лисой.
Инна впервые увидела своего будущего партнера Вячеслава Тихонова, идущим по коридору в форме штандартенфюрера. Его арийская внешность настолько ее впечатлила, что она почувствовала себя маленькой и неинтересной на его фоне.
Для съемок у кафе на Тверской собрали десятки «мерседесов», которые, по слухам, пришлось собирать по иностранным посольствам столицы. По сценарию безымянная дама в лисьей горжетке появлялась в баре подвыпившей и начинала флиртовать с мужчинами. Взгляд ее героини неизбежно останавливался на русском разведчике, скромно потягивающем коньяк у стойки.
Но даже наигранно-развязные приставания дамы не смогли поколебать выдержку Штирлица — советская разведшкола взяла верх над кокетливым: «В любви я Эйнштейн!»
— Вы могли бы не так сильно прислоняться щекой к моей спине? На мне мой личный костюм,- попросил Тихонов Инну в одном из дублей.
Однако у нее это плохо получалось. В итоге в фильме оставили кадр, где она смущенно стряхивает пудру с пиджака Тихонова. А вот другую сцену, где дама, пошатываясь на каблуках, стучится в «мерседесы» и кокетливо бормочет «Ку-ку!», Татьяна Лиознова безжалостно вырезала при монтаже.
Позже ассистентка режиссера, захлебываясь от смеха, сообщила актрисе по телефону:
— Инка, это грандиозно! Но мы тебя вырезаем!
Лиознова посчитала, что комичный момент непременно разрушит напряженную атмосферу встречи разведчика с резидентом.
Спустя двадцать лет Ульянова снова оказалась на одной площадке с Тихоновым, теперь уже на съемках «Утомленных солнцем». Но вряд ли, конечно, он помнил ту самую даму с лисой, когда-то запачкавшую его пиджак.
Во время съемок массовой сцены за столом у комдива Котова стояла промозглая погода, а Инна едва могла справиться с волнением. Тихонов, сидевший рядом, заметил, как у нее дрожат руки, и шепнул:
— А вы коньячку хряпните. Режиссер не заметит, мы же к нему спиной сидим.
К сожалению, Инна перестаралась с «подкреплением», и когда по ходу сцены нужно было повернуться к Михалкову, тот мгновенно вскинул руки:
— Стоп! Что это? У меня актриса в стельку!
Тихонов, пытаясь спасти положение, пробормотал что-то о «творческом волнении», но режиссер Никита Михалков только фыркнул:
— Вячеслав Васильевич, это не волнение, это конкретный подпил!
В итоге провинившихся отправили в бессрочный творческий отпуск, проще говоря, выдворили со съемочной площадки до полного протрезвления.
НАСТОЯЩАЯ СЛАВА
Настоящая слава настигла Ульянову лишь на пятом десятке. Сначала она получила роль язвительной Аллочки в «Опасном возрасте». А затем сыграла ту самую, единственную и неповторимую Маргариту Хоботову в «Покровских воротах». Казалось, наконец-то нашлась роль, достойная ее таланта.
На пробах режиссер Козаков поначалу засомневался:
— Инна Ивановна, да вы же совсем не похожи на эту мегеру!
На что Ульянова, не моргнув глазом, парировала:
— Михаил Михайлович, а вы видели меня утром без кофе?
И сыграла так, что все ахнули. Говорили, что Михаил Козаков, будучи режиссером-перфекционистом, выжимал из актеров по максимуму. Даже опытная Елена Коренева, сыгравшая к тому моменту десятки ролей, временами терялась. Не говоря уже о сравнительно неопытных в кино Татьяне Догилевой и Анатолии Равиковиче. Все ломали голову, как играть эти яркие характеры, избегая театральной манерности?
И только Леонид Броневой и Инна Ульянова чувствовали себя как рыба в воде. Последняя, кстати, схватывала режиссерские замечания буквально с полуслова, понимая, что для нее это уникальный шанс проявить себя. И она использовала его на все сто, вкладывая в роль всю свою энергию и талант.
Когда фильм вышел на экраны, коллеги ожидали, что теперь-то ей начнут предлагать главные роли. Но этот поздний триумф стал для актрисы одновременно и благословением, и проклятием. Нелепая, эксцентричная, бесконечно одинокая Маргарита Хоботова навсегда приклеилась к Ульяновой как второе имя.
Зрители искренне верили, что видят на экране саму Инну Ивановну, а не блестяще сыгранный образ. Но за этой театральной маской скрывалась совершенно иная женщина. Та, что в перерывах между съемками читала Юнга и Фромма, могла до утра спорить о символизме в живописи Возрождения, цитировала наизусть целые страницы из «Братьев Карамазовых».
Московская квартира Ульяновой напоминала скорее библиотеку: стеллажи с книгами по философии, стопки театральных программок с пометками на полях, коллекция пластинок с классической музыкой.
— После «Покровских ворот» мне предлагали только вариации Хоботовой, — с грустью признавалась Ульянова. — Как будто кроме этой роли во мне больше ничего нет.
Друзья и коллеги вспоминали, как тонко она разбирала психологию чеховских героинь и с каким блеском могла бы сыграть Раневскую или мать Марию.
— Самый страшный актерский приговор, когда тебя путают с твоими ролями, — говорила Инна Ивановна. — Я прожила на сцене десятки жизней, но запомнилась только одной — в кино.
Лишь самые близкие знали, как больно ей было осознавать, что зрители так и не увидели настоящую Ульянову, ту, что пряталась за гротескной маской Хоботовой, как за спасительной броней.
В КОНЦЕ ЖИЗНИ
Когда в 90-х Ульянова согласилась на съемки в рекламе чистящего порошка, она и предположить не могла, какой скандал это вызовет в театральных кругах.
— Инна Ивановна! Да как вы могли?! — возмущались коллеги, забывая, что в новых реалиях даже заслуженной артистке нужно как-то жить.
— Вы считаете недостойным зарабатывать честным трудом? Я не воровала, не просила милостыню. Я работала. Да, это реклама. Но я играла там ту же Хоботову, так полюбившуюся зрителям,- оправдывалась она.
За кулисами же признавалась подругам:
— Самое обидное, что теперь меня будут помнить не по «Покровским воротам», а по этому чертову порошку.
Незадолго до смерти у нее выявили цирроз печени. Диагноз, который вызывал неоднозначные разговоры за спиной.
Правда, одни клялись, что никогда не видели актрису пьяной:
— Она же следила за здоровьем, готовилась к юбилею!
Другие же вспоминали ее одинокие вечера с бутылкой портвейна.
— Пила по черному. А мать отправила в дом престарелых.
Как бы то ни было, судить не нам. Сама же Инна Ивановна, уже чувствуя приближение финала, находила в себе удивительные слова:
— Я счастливый человек. Даже сейчас, когда тело болит, а душа устала, я могу сказать: жить — это благо. Я благодарна Богу, родителям и… этому упрямому серотонину в моей крови, который заставляет меня улыбаться вопреки всему.
В этих словах вся она. Не сломленная, не озлобившаяся, сохранившая до конца ту светлую иронию, что так отличала ее лучшие роли. Актриса до мозга костей, она и свою жизнь превратила в спектакль: иногда смешной, иногда грустный, но всегда искренний.
Инны Ивановны Ульяновой не стало летом 2005 года.
