Это был, пожалуй, самый страшный момент съемок, о котором зрители даже не догадывались. Финал картины «Табор уходит в небо»: гордый конокрад Лойко Зобар убивает свою любимую Раду. Григоре Григориу, которого вскоре весь Союз признает эталоном дикой мужской силы, стоял перед камерой в холодном поту.
Он ударил ножом в грудь Светлане Тома, и лезвие вошло в тело подозрительно легко, без сопротивления. Актёр замер. На его лице отразился не сценический, а подлинный, животный ужас — именно этот кадр и вошёл в финальный монтаж. Григориу был уверен, что совершил непоправимое. Он просто не знал, что бутафоры, готовя сцену, тайком закрепили под платьем актрисы защитную пластину.
«Дикая» фактура Григоре Григориу родом с юга Молдавии, из райцентра Каушаны, где солнце весной и летом шпарит так, что всё вокруг цветет и плодоносит с какой-то неистовой силой. В крестьянской семье Григориу работали до седьмого пота, но даже в самые тяжелые будни умудрялись веселиться. Своего отца Григоре не помнил: тот ушел на фронт, когда сыну было всего несколько месяцев, и погиб в Польше в 1944 году.
Главным мужчиной в доме для мальчика стал дед Анисим, обожавший устраивать домашние мини-спектакли. Возвращаясь с внуком с работы на винограднике, он хитро прищуривался и просил: «Принеси-ка мне вина». Маленький Григоре мгновенно ему подыгрывал: бежал в сторону погреба, но на полпути разворачивался и, бережно неся в руках пустоту, делал вид, что держит тяжелый кувшин.
Он старательно «наливал» невидимое вино в стакан, а дед, кряхтя от удовольствия, опрокидывал его в себя и протягивал мальчишке воображаемую монету со словами: «Вот тебе за работу. Заслужил».
Григоре рос крепким парнем: гонял на самодельных лыжах с самых высоких гор, боксировал и в любой мальчишеской потасовке выходил победителем. Когда мать вышла замуж во второй раз, шестнадцатилетний подросток устроился в ремонтную бригаду на железную дорогу, где работал отчим. Там и случилась история, которую долго обсуждали местные мужики.
Однажды бригада погрузила на вагонетку старые рельсы и покатила их к станции. Из-за поворота на том же пути внезапно вылетел поезд. Рабочие, увидев надвигающуюся махину, бросились врассыпную. На путях остались только Григоре и ещё один парень.
Уперевшись, жилы на разрыв, они вдвоем скинули тяжеленную груженую вагонетку с рельсов за секунды до столкновения. Когда поезд промчался и опасность миновала, вернуть вагонетку обратно на рельсы смогли только всей бригадой.
Но был случай и пострашнее поезда. По вечерам Григоре пропадал в Доме культуры: пел в хоре, играл в любительских постановках межколхозного театра. Возвращаться домой приходилось затемно. В одну из таких ночей он увидел сбоку от тропинки два светящихся огонька. Это были глаза волка.
У парня не было с собой никакого оружия, а рядом с ним не нашлось ни палок, ни камней. Бежать нельзя — точно догонит. Они замерли друг напротив друга. Минута, две, три тягучей тишины. Григоре не отводил глаз, и зверь дрогнул первым — развернулся и убежал в темноту. Домой он вернулся внешне спокойным, но тайком взял у отчима порох: с тех пор, возвращаясь поздно, посыпал им свои следы, чтобы сбить запах.
Когда самодеятельный театр в Каушанах закрыли, семнадцатилетний Григоре объявил дома, что уезжает в Бельцы — тамошний драматический театр набирал актёров. В семье начался переполох. Отчим, человек земной, видел пасынка начальником железнодорожной станции, солидным человеком при должности. Но остановить юношу, который умел взглядом прогонять волков, было невозможно.
Не имея никакого актерского образования, но обладая мощным природным магнетизмом, музыкальностью и пластикой, он прошёл отбор. Вчерашнего железнодорожника зачислили в штат театра на должность «артист драмы».
В театре города Бельцы Григоре поначалу выглядел чужаком. Его первой серьезной ролью стал Незнамов в пьесе Островского «Без вины виноватые». На архивных фото этот дебют смотрится даже немного трогательно: крепкий, мускулистый парень с натруженными рабочими руками стоит в слегка неловкой позе. Вчерашний железнодорожник чувствовал себя скованно в круговороте большого города и сценических условностей. Но у него было то, чему невозможно научиться в институтах: природный магнетизм.
Этот магнетизм действовал безотказно. Девушки к молодому актеру липли, но он, вопреки ожиданиям, выбрал ту, которая на него совершенно не посягала, — свою партнершу по сцене, красавицу Екатерину Ботнарюк.
Это был неравный и странный по меркам обывателей союз. Ему — девятнадцать лет, ей — двадцать четыре года. За плечами Кати уже была личная драма: раннее замужество в шестнадцать лет, рождение ребёнка, который ушёл из жизни в четыре года, и побег от семьи мужа в Кишинев, чтобы не сойти с ума от горя. Она успела поработать учительницей в селе, пройти конкурс в знаменитый ансамбль «Жок» и стать ведущей актрисой театра.
За талантливой и статной Екатериной ухаживали серьезные люди, включая будущего президента Молдовы Петра Лучинского. Но она отвергла всех ради угрюмого девятнадцатилетнего красавца с огнём в глазах. Как именно вспыхнул их роман, они никому не рассказывали — оба не любили откровенничать, но известно, что поженились они быстро.
Карьера Григоре Григориу в театре шла своим чередом, пока в зрительном зале не появился Эмиль Лотяну. Режиссёр искал актеров для своей новой картины «Красные поляны» и, увидев Григоре, замер. Перед ним стоял настоящий античный герой, будто бы занесенный машиной времени в провинциальный молдавский театр.
Лотяну смущало только одно: буйные, смоляные кудри парня, которым завидовали все вокруг. Для фильма требовалась другая фактура. Режиссёр подошёл к актеру и без лишних предисловий предложил: «Рискнёте подстричься налысо для проб? Но сразу говорю — ничего не обещаю, роль вы можете и не получить».
Расстаться с роскошной шевелюрой ради призрачного шанса? Другой бы задумался. Григоре не раздумывал ни секунды. На следующий день он вошёл в кабинет режиссера и молча провел ладонью по колючему ежику волос. Он не произнес ни слова, просто показал: я готов. Лотяну эта его молчаливость поначалу пугала, но он чутьем художника уловил: что-то есть в нём такое мощное, но ему нужно помочь раскрыться.
Лотяну не врал, когда на первых пробах предупредил актёра, что сниматься у него будет очень сложно. Для молодого Григориу, привыкшего к тяжелой работе, кино оказалось испытанием похлеще любой работёнки. Режиссёр «лепил» из него персонажа, буквально заставляя страдать.
Григоре не давалась тяжелая, приземистая походка персонажа — слишком легок он был на ногу. Тогда Лотяну приказал: в свободное от съёмок время привязывать к ногам гири и ходить так часами. И он ходил.
Актёр быстро усвоил: ради правды кадра его тело больше ему не принадлежит. На съемках фильма «Встреча» произошел случай, который ужаснул бы любого нормального человека, но в той, киношной среде, это считалось нормой. Героя Григориу по сюжету избили конвоиры. Гримёры нарисовали синяки, но режиссеру Иону Миже показалось этого мало: «Не верю!».
Тогда ассистенты наловили на берегу Днестра пчёл и, как было велено режиссёром, поднесли их к колену и лицу актёра. Григоре молча терпел десятки укусов, ожидая, пока нога и лицо распухнет по-настоящему. В кадр он вошёл, едва ступая от дикой боли, зато хромота была натуральной.
Но главным вызовом для него стал фильм «Табор уходит в небо». Когда Григоре только родился, гадалка предсказала родителям: «Ваш сын станет конокрадом». Пророчество сбылось странным образом — он стал лучшим конокрадом Лойко Зобаром советского кино.
Чтобы «пропитаться» цыганским духом, Лотяну поселил актёра в настоящем таборе. Романтика там быстро улетучивалась: вечера начинались душевными песнями, а заканчивались криками и драками. Григоре не вмешивался — наблюдал, впитывал эту «дикость».
На съемках он отказался от дублеров. Вставал на рассвете, шел через весь город на конюшню, чистил своего скакуна Рамзеса и учился висеть вниз головой в седле. Однажды эта самоуверенность едва не стоила жизни и ему, и юной партнерше.
Пятнадцатилетнюю Нелли Волшанинову, игравшую сестру Зобара, доверили опеке Григориу — её отец уехал в Москву и сказал актёру: «Головой за неё отвечаешь». Григоре решил развлечь «подопечную» верховой прогулкой. Себе взял проверенного Рамзеса, а девочку посадил на рысака по кличке Слон. Едва выехали на поляну, Слон взбесился и на всей скорости поскакал к обрыву.
Обезумевший конь несёт ребёнка к обрыву, а следом, в холодном поту, летит «главный цыган страны». Григориу нагнал их уже у самого края, на скаку перехватил узду и остановил рысака. Снял бледную Нелли, поставил на землю, а сам — упрямство было его вторым именем — вскочил на Слона.
Ему нужно было понять, что случилось с животным. Конь тут же снова рванул к обрыву, пытаясь сбросить седока. Григоре тянул поводья так, что голова лошади лежала у него на груди, и остановил зверя лишь чудом, дёрнув поводья вправо-влево в метре от пропасти.
Потом конюх признался: этот рысак периодически становился неуправляемым, и садиться на него никто не рисковал. Но Григоре лишь отмахнулся.
Он привык рисковать: танцевал с партнершей на раскаленном металлическом листе (прихоть Лотяну для темперамента сцены), падал с крутого откоса в ледяную реку Тису, отказываясь от помощи каскадёров. Конюху он сказал: «Дайте два дня и Слон будет слушаться меня как миленький». Понадобилось больше двух дней, но коня он всё-таки выдрессировал.
Пока Григоре тонул, горел и укрощал коней, в кишиневской квартире его ждала совсем другая жизнь. Точнее, жизнь шла своим чередом, но часто — без него. Дома он отсутствовал месяцами. Жена Екатерина, женщина гордая и сильная, никогда не жаловалась. Она не стала «тенью звезды»: оставила девичью фамилию Ботнарюк, работала режиссёром на телевидении и сама тянула быт.
Сын привык, что отец — это призрачная фигура. Он где-то есть, его все знают, о нём спрашивают на улице, но уроки с сыном он не делает и задушевных бесед перед сном не ведёт. Когда Григоре возвращался, дом наполнялся не уютом, а требовательной строгостью.
Считая, что мужчина должен быть сильным, он определил сына в спортивный интернат на секцию дзюдо. Приходил на соревнования, неистово за него болел, и только в эти моменты сын чувствовал: папа рядом.
В быту «Зобар» был человеком настроения. Уборка и стирка его не касались — он в них попросту не участвовал. Зато когда намечалось застолье, в нём просыпался кулинарный диктатор. Григоре входил на кухню не помогать, а руководить. Поучал жену и тёщу, как правильно жарить и варить, важно пробовал, раздавал указания. Урезонить его могла только родная мать, Акулина Исаевна: «Да, Гришенька, всё сделаем, как ты сказал».
С женой у них кипели свои, творческие страсти. Екатерина, прекрасно зная актёрский потенциал мужа, злилась, когда он разменивался на мелочи. После успеха «Табора» Григориу стали звать все кому не лень — посидеть, выпить, украсить собой праздник. Из-за этих бесконечных посиделок он упустил роль Отелло у Олега Ефремова и возможность сниматься в Индии. Дома вспыхивали споры, перераставшие в актерские этюды: супруги начинали выяснять, кто лучше сыграл в том или ином спектакле, перекрикивая друг друга.
С сыном ссоры проходили тяжелее. Если Григоре обижался, он включал своё фирменное молчание. Неделями в квартире висела тишина: отец и сын проходили мимо друг друга, как чужие. Первым всегда сдавался сын — выдерживать каменный бойкот отца было невозможно.
Впрочем, у этой его суровости была и другая сторона. Друзья знали: если прийти к Григориу среди ночи (а приходили к нему часто, без звонка), он, крадучись на цыпочках, чтобы не разбудить домашних, вытащит из холодильника всё самое вкусное. И будет сидеть до рассвета, слушая, споря и подливая вино, потому что для него не было ничего важнее живого, горячего общения, которого ему так не хватало в долгих киноэкспедициях.
Девяностые годы ударили по Григориу также, как и по многим другим артистам. Молдавское кино толком не снимали, дороги с театром давно разошлись. Григориу, привыкший к бешеному ритму съемок, вдруг начал чувствовать себя ненужным. Он пытался придумать себе работу сам: мечтал поставить «Маленькие трагедии» Пушкина, где они с младшим сыном Траяном сыграли бы Моцарта и Сальери. Но не сложилось.
А потом он лишился своего главного тыла. Жена Екатерина, та самая, что когда-то отвергла ради него всех перспективных женихов, сгорела от цирроза печени за считаные недели. Овдовевшему Григоре не было и шестидесяти лет. Потерянный, оглушенный одиночеством, он пытался склеить жизнь заново. Заводил романы с женщинами, даже представлял их друзьям и детям.
Но однажды, когда он привел новую подругу на встречу к Лотяну, режиссёр, взглянув на спутницу друга, с явной злостью спросил: «Григоре, что с тобой? Что ты творишь? Никто тебе твою Катю не заменит!».
Григориу признавался сыну: без большой любви и без кино жить скучно. От скуки его спасала охота — он купил ружье, с которым уходил в леса. Раньше на охоту времени не было, теперь же он пропадал там сутками, наматывая по двадцать километров по осенней грязи.
Возвращался измотанным, но радостным. Прямо в дверном проеме кухни разделывал добычу. Сын-интеллигент не мог смотреть, как отец освежевывает косулю, а когда Григоре варил мясо дикого кабана, специфический запах выгонял из дома всю семью. Но бывшему «Зобару» безумно нравилась эта мужская работа.
Когда Григоре Григориу оставался дома один, он включал телевизор. Если натыкался на старые фильмы со своим участием, начинал громко разговаривать с экранной версией самого себя. Критиковал безжалостно: «Что же ты делаешь, глупенький?» или «Милый ты мой, ну как же так?!». А потом брал с полки томик стихов и часами, вслух, декламировал их пустым стенам, просто чтобы слышать свой голос, чтобы не разучиться быть артистом.
Последняя надежда на продолжение актёрской карьеры блеснула в начале нулевых годов. Лотяну задумал фильм «Яр». Для Григориу там была выделена роль трубача. Григоре с головой погрузился в подготовку: брал трубу, уходил в парк и дул в неё до посинения, осваивая инструмент. Но весной 2003 года Эмиль Лотяну ушёл из жизни. Тогда Григориу понял, что о кино можно забыть, ведь никто, кроме Эмиля, его больше не снимет.
Зимой, спустя восемь месяцев после ухода друга, в квартире Григориу в четыре утра раздался шум. Актёр собирался на охоту, гремел снаряжением, заряжал ружье. Сын, разбуженный возней, проворчал из спальни: «Пап, не можешь потише?».
Это были последние слова, которые Григоре услышал от сына.
Смерть нашла его не в седле бешеного скакуна и не в драке, а на обочине шоссе. Они с приятелем сидели в припаркованной машине, поджидая пролетающую стаю гусей. Из-за густого тумана водитель встречного автомобиля не заметил их и на полной скорости врезался в стоящую машину.
У гроба, не отрываясь, двенадцать часов простояла восьмидесятилетняя мать, глядя на своего Гришеньку. А младший сын Траян, актёр, так и не сыгравший с отцом в «Маленьких трагедиях», впал в глубокую депрессию. Он признался брату, что боится выходить на сцену, не чувствуя поддержки отца. Через полгода после ухода отца, Траян тоже погиб в автокатастрофе.
Сегодня, когда по телевизору показывают «Табор уходит в небо», старший сын видит на экране не просто героя-любовника. Он видит хитрый прищур, которым отец словно подмигивает зрителям спустя десятилетия. Словно говорит: я всё ещё здесь.
