3 февраля 2016 года. Санкт-Петербург. Александре Завьяловой оставался один день до 80-летия. В квартире на Гаврской улице пахло хвоей — дочь Таня украсила комнату ветками ели.
На столе лежали носовые платки, купленные «к слезам», и кактус — «символ вечной жизни». Но вечность оборвалась ночью.
Пьяный сын Петр, тот самый, кого она называла «самым любимым и несчастным», вонзил в мать нож. Так закончилась жизнь звезды, которую когда-то сравнивали с Гретой Гарбо. А началось всё в тихой деревне под Тамбовом…
Деревенская Золушка: Как Шура из Титовки покорила Ленинград
Титовка, 1954 год. Александра Завьялова стояла на перроне, сжиная в руке билет до Ленинграда. Мать плакала в платок, отец хмурился: «Артистка? Голодать будешь!». Но 18-летняя Шура уже решила — её жизнь не будет похожа на родительскую. Сестра Клавдия, тайком продав сережки, купила ей этот билет. «У тебя получится», — шептала она, обнимая сестру на прощание.
В ЛГИТМиКе все оборачивались, когда она входила в аудиторию. Длинная коса, «глаза как у рыси» — так позже опишет её художник Петр Бучкин.
Педагоги шептались: «Из деревни, а какая стать!». Но Завьяловой было не до комплиментов. Она зубрила тексты ночами, танцевала до мозолей, пела, пока не садился голос.
«Ну, что могу тебе сказать Саша — ты рождена для камеры», — сказал ей мастер курса после первой же съемки. И он не ошибся.
Уже через пять лет её ждал первый успех — роль в фильме «Люди на мосту».
Режиссер Александр Зархи выбрал её вместо Татьяны Дорониной. «Почему она?» — шипели за кулисами. Но Шура не спорила. Она знала: её козырь — не связи, а упрямство.
Первый портрет кисти Бучкина-старшего висел в её комнате в общежитии.
«Щеки еще пухлые, а взгляд — как у взрослой», — смеялась она. Но смех длился недолго. После диплома — распределение в Брестский театр.
Провинция, серые будни, роли «крестьянок третьего плана». Казалось, мечта о большом кино умерла. Но судьба подбросила шанс: письмо от Зархи. «Люди на мосту» вышли на экраны, и режиссер звал её в новый проект.
Что ждало её в Ленинграде? И почему именно эта роль станет началом конца?
«Алешкина любовь»: как Зинка из провинции обожгла сердца миллионов
Кастинг на главную роль в «Алешкиной любви» напоминал битву титанов.
Изольда Извицкая, Людмила Гурченко, Ия Арепина — все метили в Зинку. Но режиссер махнул рукой: «Нет. Нужна не красавица, а девчонка с огнем». И тут вспомнили о Завьяловой из Бреста.
Когда Александра вошла в павильон, Леонид Быков, уже утвержденный на роль Алешки, смущенно поправил очки. «Ты… как из деревни моей», — пробормотал он.
В кадре их химия взорвала экраны: стрелочница Зинка, сначала насмешливая и грубоватая, постепенно таяла под напором искренности Алешки. Зрители писали письма: «Спасибо за правду!». Но за кадром царила тревога.
— Шура, тебя вызывают в посольство США! — шептал ассистент, оглядываясь. — Только никому не говори.
Дмитрий Бучкин, муж Александры, узнав о приглашении, в ярости швырнул палитру об пол:
— Ты с ума сошла? Это же провокация! Теперь тебя в «предатели» запишут!
— Я не шпионка, — холодно ответила Завьялова, натягивая единственное вечернее платье. — Просто актриса.
На званом ужине её представили американскому фотографу Филиппу Халсману. Тот, пораженный её «колдовской» внешностью, уговорил сняться для Life. Снимок, где Александра Завьялова улыбалась с легкой грустью, облетел мир. В СССР его назвали «пропагандой», но для неё это был триумф.
— Теперь ты «визитка Союза», — язвили коллеги. — Только смотри, не обожгись.
Обожглась. После выхода номера Life её перестали звать на пробы. Даже старые друзья отворачивались.
«Неблагонадежная», — шептались в коридорах «Мосфильма». А в КГБ уже листали досье: связи с иностранцами, «сомнительная» популярность за рубежом.
Что ждало её после этого взлета? И почему следующая роль — Пистемея — станет не славой, а приговором?
Проклятие Пистемеи: Как роль «врага народа» сожгла карьеру
Кастинг на Серафиму Клычкову в «Тенях исчезают в полдень» напоминал допрос. Режиссёр тыкал пальцем в сценарий:
«Сыграете три возраста — от девчонки до старухи. И чтобы ненависть к Сове́тской власти чувствовалась в каждом взгляде». Александра Завьялова молча кивнула.
На съёмках гримёры смешивали краски для «старости», а Завьялова стояла у зеркала и повторяла: «Я не она. Я просто играю». Но зрители не поверили.
После премьеры в редакцию полетели письма: «Зачем дали роль предательнице? Она и есть Пистемея!».
Но самой страшной стала не зрительская ненависть. В её жизни появился он — американец, чей взгляд «прожигал насквозь».
Они встретились на приёме в итальянском посольстве, куда Завьялову пригласили как «лицо советского кино». Он говорил по-русски с акцентом, дарил книги запрещённых авторов, смеялся над её шутками про бюрократов.
— Ты с ума сошла! — кричал Дмитрий Бучкин, узнав о романе. — Тебя же сгноят в тюрьме!
— Пусть пробуют, — отвечала Александра, упаковывая чемодан и уходя от мужа.
Но пробовать не пришлось. Через месяц иностранца выслали из страны «за шпионаж», а Завьялову вызвали в партком.
«Ваше поведение порочит звание советской артистки», — бубнил чиновник.
Её имя исчезло из титров новых фильмов, старые коллеги боялись здороваться. Даже продавщица в булочной, раньше улыбавшаяся, теперь бросала сдачу молча.
Как Дмитрий Бучкин, брошенный муж, оказался единственным, кто не предал? И почему именно его помощь станет для неё одновременно спасением и унижением?
Психушка, сын и нож: как материнская любовь стала смертельным приговором
Сорок лет — возраст, когда другие актрисы получали премии или уходили на пенсию. Александра Завьялова рожала сына. В роддоме её ждала только дочь Таня с самодельными пелёнками.
«Мама, ты уверена?» — спрашивала девочка, глядя на измождённое лицо матери. «Он будет счастливым», — шептала Завьялова, не зная, что через сорок лет Петя вонзит в неё нож.
Дмитрий Бучкин, бывший муж, принёс в больницу пачку печенья и конверт с деньгами.
«Назови его в честь моего отца. Петром», — попросил он. Александра кивнула. Она не сказала, кто отец ребёнка, а он не спросил. «Я его усыновлю, будет моим», — бросил Дмитрий, забирая мать и сына из роддома.
Однажды ночью мальчик зашелся в плаче. Завьялова, не спавшая сутки, металась по квартире, прижимая его к груди. «Он умрёт!» — закричала она в окно, но не открыла дверь приехавшим врачам.
Бдительные соседи вызвали психиатрическую бригаду. «Она невменяема», — решили медики, забрав Петю в дом малютки, а Александру — в клинику.
После выписки она вернулась к сыну, но страх и паранойя остались. Она запиралась дома, занавешивала окна, а на звонки из поликлиники не отвечала. Петя, лишенный общения, рос замкнутым.
В подростковом возрасте он начал пить. «Это друзья виноваты!» — убеждала себя Завьялова, пряча пустые бутылки под кровать.
К сорока годам Петр так и не нашел себя: бросал работу поваром, пропивал материну пенсию.
«Он же талантливый!» — твердила Александра, оплачивая его долги. Даже когда сын в пьяном угаре сломал ей руку, она отказалась вызывать милицию: «Он не хотел…».
3 февраля 2016 года. За день до 80-летия Александры Петр пришел пьяным. Они поссорились. Что именно произошло дальше — неизвестно. Следствие установило: в алкогольном опьянение и в состоянии аффекта Петр нанес матери смертельный удар ножом. «Я не помню», — твердил он на допросе.
Эпилог
Александру Завьялову похоронили на Смоленском кладбище под шепот сосен и стук дятла. В гробу лежал носовой платок — тот самый, «к слезам».
Петра осудили на восемь лет колонии. На суде он повторял: «Не помню»…
Её история — не просто биография забытой звезды. Это урок о том, как система ломает тех, кто ярче других. Как материнская любовь, смешанная с виной, губит два поколения. Как слава, которая должна была стать бессмертием, обернулась одиночеством…
Петя вышел на свободу в 2024 году. Его не видели на могиле матери. Говорят, уехал в другой город, сменил имя. А фильмы Завьяловой до сих пор хранят её взгляд — тот самый, «как у рыси», который когда-то покорил журнал Life.
