6 декабря 1985 года в одной из московских квартир на Берёзовой Аллее произошло то, о чём потом будут говорить шёпотом, аккуратно подбирая слова. Не стало 26-летнего Николая Данелии — единственного, позднего, обожаемого сына режиссёра Георгия Данелии и всенародной любимицы Любови Соколовой.
Его обнаружили без признаков жизни, с зажатой в руке телефонной трубкой; рядом находился его друг, приехавший из Грузии. Официально причину случившегося так и не назовут, что, конечно, породило целый ураган слухов — от несчастного случая и проблем с сердцем до криминальной истории и запрещенных препаратов.
Ни отца, ни мать в ту квартиру даже не пустили, оберегая от страшного зрелища. Они увидели своего Колю уже в гробу. Так оборвалась короткая, как вспышка, жизнь «золотого мальчика», которому, казалось, с рождения было дано всё.
Мальчик с фамильным серебром
Николай Данелия был вымоленным ребёнком. Любовь Соколова родила его в 38, и роды, по её воспоминаниям, были непростыми — врачам пришлось буквально вытаскивать младенца вакуумом. Коля выжил и немедленно стал центром их семейной вселенной.
Поскольку его родители так и не удосужились дойти до ЗАГСа, мальчик первые двенадцать лет носил фамилию матери, и лишь потом, уже будучи подростком, получил двойную — Соколов-Данелия.
Детство Николая прошло в совершенно особом, почти исчезнувшем мире советской аристократии. Огромная квартира на Чистых прудах, где главным был даже не отец-режиссёр, а дед — Николай Дмитриевич Данелия, один из ключевых строителей московского метро, человек сталинской закалки.
В доме царил почти военный распорядок: обед ровно в два, за столом — фамильное серебро, которое кухарка исправно выставляла по графику. Любой приём пищи, как вспоминала потом жена Николая Мария, превращался в ритуал. А Любовь Сергеевна, пережившая блокаду, панически боялась выбрасывать еду — для неё даже засохшая корочка хлеба была «святой».
Коля рос в этом странном, законсервированном мире, впитывая его правила и одновременно задыхаясь в них. От матери он унаследовал тонкие, аристократические черты лица, от отца — талант к слову и рисованию.
Он был единственным, обожаемым наследником, которому прощалось всё. Кино стало частью его жизни с пелёнок: младенцем он «сыграл» в отцовской картине «Серёжа», в шесть лет появился в кадре с мамой в «Тридцати трёх», а в 12 стал тем самым пухлым мальчиком на лестнице в «Джентльменах удачи».
Его будущее казалось предопределённым — конечно, ВГИК, конечно, режиссура. Он должен был продолжить династию.
«Дистиллированные прятки»
Но внутри этого благополучного мальчика зрел бунт. Протест против всего — против стерильного быта с фамильным серебром, против удушающих ожиданий родителей, против усреднённости и фальши окружающего мира.
Этот внутренний крик выплёскивался в его стихах — странных, колючих, написанных нарочито примитивным языком. Он не пытался строить поэтическую карьеру, не искал публикаций. Это был его личный дневник, его способ дышать, его психотерапия.
ДИСТИЛЛИРОВАННЫЕ ПРЯТКИ.
НА СВЕРХ-СТЕРИЛЬНОЙ ТАНЦ-ПЛОЩАДКЕ.
ПЕРЕДВИГАЮТСЯ РЕБЯТКИ.
СТЕРИЛИЗОВАННЫ РЕБЯТКИ.
ИХ СЕКСУАЛЬНЫЕ КОНТАКТЫ
СТЕРИЛИЗОВАНЫ И ГЛАДКИ.
Это не просто юношеский максимализм. Это точный диагноз целому поколению детей из богемной среды, которые слишком хорошо видели изнанку красивой жизни. Николай экспериментировал не только со словами, но и с сознанием, пробуя вещества, расширяющие восприятие. Это не было системной зависимостью, скорее — отчаянной попыткой вырваться за буйки, расставленные для него с рождения.
Я СОЦИАЛЬНО ОБРАЗОВАННЫЙ.
Я В ДУРДОМА ВАМИ ЗАСОВАННЫЙ.
И В ТЮРЬМАХ ВАМИ ИЗРИСОВАННЫЙ.
Я ОБЪЕКТИВНО ЗАСТРАХОВАННЫЙ.
Я СУБЪЕКТИВНО ЗАМУРОВАННЫЙ…
После его ухода друзья издадут в Минске небольшой сборник его стихов «Моим друзьям», напечатанный тем самым капслоком (прописными буквами), которым он писал от руки, — словно кричал со страниц.
Гораздо позже отец, Георгий Данелия, издаст другую книгу, «Я прекрасно это начал…», — более приглаженную, стильную, без самых резких и откровенных строчек. Как будто пытаясь посмертно «причесать» своего неудобного, слишком честного сына, убрать из его образа всё, что не вписывалось в канон.
Любовь и катастрофа
Личная жизнь Николая тоже была похожа на американские горки. В 15 лет, в театральной студии Табакова, он встретил свою будущую жену Марию Богданову. Через два года она забеременела. Для знаменитой семьи это был скандал.
Пришлось срочно получать разрешение на брак для несовершеннолетних, бегать по райкомам. Любовь Соколова всё уладила. Молодых поселили в её маленькой квартирке в районе «Аэропорта». Жили тяжело: оба студенты, на руках маленькая дочь Маргарита, потом родилась вторая, Алёна.
Именно в этот сложный период, будучи уже женатым человеком, Николай влюбился. Его возлюбленной стала новая жена отца, Галина Юркова. Она была звездой ВГИКа, яркой, неординарной красавицей, за которой увивались и Тарковский, и даже заезжий французский мим Марсель Марсо. Но она выбрала Данелию-старшего. Ради неё режиссёр ушёл от Любови Соколовой, с которой прожил почти 26 лет.
Этот разрыв стал для Коли незаживающей раной. Он пытался хорохориться, утешал плачущую мать словами: «Мама, ну чего ты плачешь? Галка – вот такая баба! Папе будет хорошо с ней». Но за этой бравадой скрывалась и собственная боль — тайная, запретная любовь к мачехе. Галина потом признавалась, что боялась оставаться с ним наедине — он был уже непредсказуем, его состояние часто менялось под действием веществ.
Отец знал о чувствах Николая и его мучило чувство вины. Режиссёр пытался откупиться от сына деньгами и подарками. В конце 70-х студент Коля Данелия гонял по Москве на отцовской иномарке — невиданная роскошь.
Он стал частью той самой «золотой молодёжи», которой было доступно всё. И эта доступность стала смертельной ловушкой. Он бросал ВГИК, потом восстанавливался. В 1983-м всё же снял дипломный фильм «Моментальный снимок», где сыграла его мать. Казалось, вот-вот нащупает свой путь, но саморазрушение уже было не остановить.
6 декабря 1985 года Николай Данелия с другом сдал свой дебютный полнометражный фильм «Эй, Семёнов!» в Госкино. Поехали отмечать. Что произошло дальше — до сих пор тайна. Официально — несчастный случай. Неофициально — запрещенные препараты. Теряя сознание, он успел позвонить матери и попросить её о помощи. Это был его последний звонок.
