По возвращении из киноэкспедиции в город Горький Раиса Рязанова переступила порог их общей комнаты в коммуналке и поняла: врать не сможет. Муж, Юрий Перов, встретил её спокойно, по-домашнему, но вместо приветствия или вопроса о том, как рос сын пока её не было, услышал то, что боится услышать любой мужчина. Она призналась сразу.
Сказала, что там, на съемках, случилось то, что перевернуло её жизнь, что она полюбила другого. Юра, человек на редкость порядочный и выдержанный, предложил не пороть горячку: «Ты не торопись, подумай». Но Раиса Рязанова и думать-то ни о чём не могла, кроме своей новой любви. «Поздно думать, Юра, надо разводиться», — сказала она.
В тот момент ей казалось, что она летит в какую-то невероятную, сияющую высь, прочь от налаженного быта, от хорошего, но нелюбимого мужа, навстречу чувству, которое бывает раз в жизни.
Она еще не знала, что этот полет продлится десять лет, будет состоять из редких встреч, унизительного ожидания звонков и обращения к любимому исключительно на «Вы». А в итоге оставит после себя выжженное поле, на котором больше никогда ничего не вырастет.
В холодном 1943 году, в эвакуации в Казахстане, мать Раисы, Меланья Григорьевна, нашла умирающего солдата. Она подобрала замерзающего мужчину, притащила домой и выходила. Это не было началом красивой сказки со счастливым концом, скорее — суровой правдой военного времени. У спасенного в Мичуринске была жена и шестеро детей.
Когда в октябре 1944-го родилась Рая, спасенный матерью отец дал ей свое отчество и фамилию, но остаться не мог. Мать сама отправила его обратно в семью, совершив тот самый подвиг отречения, который потом, словно по наследству, красной нитью пройдет через судьбу самой Раисы.
От отца Рязановой осталось лишь одно яркое воспоминание. Маленькая Рая стоит на пеньке у дороги в нарядном плюшевом пальтишке. Мама сказала поднять ручку, когда появится большая машина. Грузовик тормозит, из него выскакивает огромный, красивый, чернявый мужчина, подхватывает дочь и сажает к себе на колени, даёт поуправлять машиной, накрывая детские ладошки своими теплыми ручищами. Больше она его никогда не видела.
Детство Рязановой прошло в подмосковном Раменском, в бараке, где границы коммунальных квартир обозначались висящими на веревках простынями или старыми одеялами. Слышимость — стопроцентная, лампочка — одна на две семьи. Мать работала на износ: то на стройке разнорабочей, то посудомойкой в вагоне-ресторане, пытаясь в одиночку поднять детей.
Воспитание было довольно жестким. Мать могла и словом приложить, и руку поднять. Однажды Рая бросила на улице подаренный велосипед, побежав к подружке смотреть телевизор, и подарок тут же украли. В наказание мать поставила её на колени в угол на всю ночь.
Сама легла спать, но чутко следила: стоило дочери попытаться присесть, тут же раздавалась команда: «А ну-ка встань!». Рая так и уснула стоя, а утром проснулась уже в кровати, под теплым маминым боком — значит, простила.
Главным страхом матери было, что Рая свяжется не с той компанией. Чтобы уберечь подрастающую Раю от улицы и кавалеров, Меланья Григорьевна придумала гениальный в своей простоте ход: купила дорогой баян. Расчет был таким: пока мать в рейсе, дочь не на танцы бегает, а разучивает гаммы.
Потом нужно было обязательно показать, чему научилась. «Ох и возненавидела я этот проклятый баян!» — вспоминала позже актриса.
Подружки бежали в клуб, проскальзывая мимо контроля с использованными билетами, а Рая сидела, придавленная тяжелым инструментом, и со вздохами растягивала мехи. Но материнская «инвестиция» оказалась очень даже полезной. Именно благодаря баяну Рязанова поступила в Рязанское музыкальное училище, хотя нотной грамоты толком не знала.
Педагог, прослушав её скудный репертуар из польки и вальса, почему-то разглядел потенциал и взял девушку, которую за четыре года «выдрессировал» так, что она даже замахнулась на консерваторию.
Однако музыкальная карьера не задалась, зато в Рязани случилось другое важное открытие. Рая попала в драмтеатр на «Ромео и Джульетту» и «заболела» сценой. Или, точнее, исполнителем главной роли. Она ходила на каждый спектакль, садилась в первый ряд и рыдала так громко, что её порой выводили из зала.
Наивная влюбленность в актёра, играющего главную роль, закончилась трагикомично: подкараулив своего «Ромео» у служебного входа театра, она увидела как мужчина снимает парик, под которым всё это время скрывалась лысина. Мало того, этот «обманщик» ещё и целовал руку другой женщине — видимо, своей жене. Рая разочаровалась и поставила перед собой цель: стать артисткой, устроиться в этот театр и сыграть Джульетту так, чтобы «Ромео» локти кусал.
В ГИТИС Раиса Рязанова пришла в зелёном платье и белых носочках, с хвостом, стянутым аптечной резинкой. Громко объявила: «Я — Рая Рязанова из Рязани!». И снова случилось чудо — её приняли на самом первом туре экзаменов.
На втором курсе в институте появился Юра Перов, вернувшийся из армии. Высокий, в морской форме, он сразу привлек внимание всех девушек, кроме Раисы. Когда он начал читать ей Маяковского, Рязановой, с её строгим воспитанием, стихи показались верхом неприличия. «Пошляк какой», — подумала она.
Но судьба любит иронию. Однажды, выйдя из института в снегопад, Раиса плюхнулась в огромный сугроб. Подошедший Юра неудоменно спросил: «А почему ты в снегу валяешься? Пойдем ко мне в гости, согреешься». И она пошла.
Жил Юра в коммуналке на Арбате, где он оборудовал себе крохотный чулан с красными стенами. «Сейчас развратом займемся!» — заявил Перов, закрывая дверь. Рая сжалась в комок, готовясь к худшему. Но под «развратом» он имел ввиду поднос с двумя чашками кофе и пачкой сигарет «Прима». Давясь табаком (сигареты были без фильтра), она неудачно пыталась изображать светскую даму, изящно поднося сигарету ко рту, но страшно кашляя после каждой затяжки.
Они расписались 1 апреля. Свадебное платье и костюм жениха взяли в институтской костюмерной. Жили весело, перекликаясь по утрам упражнениями по сценической речи: «кхе-кхе-кха-кха», пока соседи по коммуналке смотрели на них как на сумасшедших. Юра подрабатывал грузчиком на колбасном заводе, и иногда семья пировала «трофейной» колбасой, которую он подворовывал и прятал в штанах.
Вскоре родился сын Данила. Молодые родители учились и работали с младенцем на руках. Коляску таскали в институт, в перерывах между репетициями Рая бегала за кулисы кормить ребёнка. Казалось, жизнь вошла в колею: семья, ребёнок, начало карьеры. Рязанова училась и играла первые роли в кино, муж был надежным тылом. Но внутри копилась жажда чего-то большего, настоящей страсти, которую она в итоге получила.
Роковой стала поездка в город Горький на съемки фильма «День и вся жизнь». Само название картины оказалось пророческим. Там, вдали от московского быта, в окружении звезд советского кино — Валентины Телегиной, Леонида Куравлева — Раиса вдруг почувствовала себя героиней романа.
Человек, в которого она влюбилась, был старше её на двенадцать лет. Умный, серьезный режиссёр. Рядом с ним она ощущала себя маленькой девочкой, которой открывают огромный мир. Это было чувство, поднимающее над землей, когда, по словам актрисы, «топлива хватает, чтобы парить годами».
Вернувшись в Москву и честно во всем признавшись мужу, она разрушила свою семью ради… ничего. Её возлюбленный тоже был женат, но, в отличие от Раисы, уходить из семьи не собирался. И она приняла эти правила игры.
Началась странная, мучительная двойная жизнь. Каждый день на протяжении десяти лет она ждала его звонков. Если трубку снимал бывший муж (они еще два года жили в одной квартире после развода), возлюбленный пугливо прекращал звонок. Перов всё понимал и вёл себя с невероятным достоинством, никогда не устраивал сцен.
А Раиса писала любимому длинные письма на Главпочтамт до востребования. В этих письмах не было слова «люблю» — только рассказы о съемках и жизни, где все её чувства читались между строк.
Однажды, находясь на съемках в Одессе, она писала ему про свой загар: «стала как Элла Фи…». И забыла как правильно пишется фамилия американской певицы Фицджеральд. Спросить окружающих стеснялась, поэтому побежала искать пластинки певицы в магазинах. В итоге вернулась и дописала фразу другими чернилами. Он, получив письмо, сразу всё понял: «Забыла, как пишется? Пластинку искала, чтобы фамилию вспомнить?». В этих отношениях Рязанова всегда чувствовала себя глупой и наивной школьницей, а его воспринимала как учителя, бога, которому известно вообще всё.
Они гуляли по Москве, но никогда не держались за руки. Никаких поцелуев на людях. Со стороны как коллеги, которые просто о чём-то беседуют. Он образовывал её, водил по улицам, что-то рассказывал о достопримечательностях, а она ловила каждое слово. За все десять лет ни он, ни она так и не сказали друг другу главного — «люблю». Она — потому что боялась спугнуть, он — возможно, потому что ему просто льстило такое безмолвное обожание.
Конец их отношений произошёл совершенно неожиданно. Рязанова встала на ноги в профессии, повзрослела. Он почувствовал это и просто перестал звонить. Как мудрый Соломон, он дождался момента, когда разрыв уже не принесет ей нестерпимой боли, лишь легкую печаль.
Пока в личной жизни бушевали тайные страсти, в профессиональной случился главный прорыв — роль Тоси в фильме «Москва слезам не верит». Картина получила «Оскар», стала культовой, но для самой Рязановой триумф был с небольшим привкусом горечи.
Вся слава, поездки по фестивалям и внимание достались Вере Алентовой и Ирине Муравьевой. Раиса чувствовала себя фоном, «глубоким темно-синим небом», на котором сияют звезды подруг. «Тося моя счастлива. У Рязановой и близко нет такой судьбы», — грустно говорила она зрителям на презентации фильма.
Быт народной любимицы тоже был далек от звездного. После сноса дома, где они жили с мужем, Раиса с сыном скиталась по съёмным коммуналкам, пока им не дали крохотную сырую квартиру на первом этаже. Зимой промерзали углы, покрываясь льдом, обои отваливались, у сына началась астма.
Помог великий актер Всеволод Санаев. На одной из встреч с нефтяниками в Сибири, пока они отогревались пельменями и водкой после выступления на морозе, Санаев спросил: «Как у тебя с жильём?». Узнав про беду, велел написать заявление в Министерство культуры.
Бумага легла под сукно, но грянул Пятый съезд кинематографистов, началась перестройка, и элитные квартиры, предназначенные для «небожителей» (самых известных в стране певцов и актёров), вдруг стали раздавать простым членам союза кинематографистов.
Рязановой вскоре позвонили из комиссии: «Приезжайте смотреть на вашу новую квартиру». Рязанова не поверила: «Какую ещё квартиру?». Ей грубо ответили: «Вы дура, что ли?» и бросили трубку. Но позже перезвонили и настояли, чтобы она всё-таки приехала смотреть квартиру.
Когда она увидела двухкомнатные хоромы в центре Москвы, то чуть не упала в обморок. Тут же притащила матрас и кипятильник, заняла оборону — вдруг передумают и отберут? Сын Данила, зайдя в пустую квартиру, не мог поверить: «Это что, всё наше? И ничье больше?».
Удивительно, но настоящий вкус к жизни Рязанова распробовала тогда, когда многие уже подводят итоги. В 60 лет она впервые вышла на профессиональную театральную сцену. Александр Мохов позвал её в спектакль «Табакерки», несмотря на то, что она панически боялась выступать на сцене перед огромной публикой.
Примерно в том же возрасте она открыла в себе страсть к автомобилям. Возможно, сказалась та самая детская поездка на коленях у отца в грузовике. Рязанова стала участвовать в экстремальных гонках на льду, дважды выигрывала кубок и даже получила титул «Автоледи». Даже сейчас, когда ей за восемьдесят лет, она лихачит на дорогах так, что гаишники только диву даются.
Казалось, судьба уже испытала Раису Рязанову на прочность: и жизнью в ледяных коммуналках, и запретной десятилетней любовью. Но самый страшный удар был впереди. Сын Данила вырос настоящим артистом. Он буквально жил профессией: окончил Школу-студию МХАТ, сыграл десятки ролей, стал узнаваемым оперативником из сериала «След». Он был её гордостью, её главным мужчиной.
Его внезапная гибель выбила почву из-под ног. Раиса Ивановна на долгие месяцы превратилась в затворницу: не выходила в свет, не давала интервью. Ей нужно было пережить это горе наедине с собой.
Сегодня, разменяв девятый десяток, Рязанова работает в таком темпе, словно пытается обогнать само время. Пять проектов за год — нагрузка, немыслимая даже для молодых. Но для неё это не погоня за деньгами или уходящей славой. Съемочная площадка стала единственным спасением от воспоминаний о сыне, которые накатывают, когда она сидит одна в квартире.
«У меня дома его портреты висят», — признается актриса, — «Но ни на один из них я до сих пор смотреть не могу. Слишком больно. И эта боль никуда не денется…».
Рядом остались внук Андрей и невестка Алена. Андрей, продолжатель династии, учится, старается быть самостоятельным, гордо отказывается от помощи, но бабушка всё равно пытается подставить плечо. Семья — это то, что держит её на плаву.
На Троекуровском кладбище, где покоится сын Данила, стоит строгий монумент из черного гранита. Портрет, имя, крест — всё сдержанно, но достойно. А рядом с памятником — пока ещё пустой клочок земли.
«Я там себе местечко оставила», — говорит Раиса Ивановна с поразительным спокойствием.
А пока она каждое утро встаёт, садится за руль своего автомобиля и едет на съемки. Потому что жизнь, несмотря ни на что, продолжается, и её главная роль — роль сильной женщины — ещё не сыграна до конца.
