12 октября исполнителю роли Рудика в культовой мелодраме «Москва слезам не верит» исполнилось бы 86 лет.
Он, выпускник ГИТИса и верный служитель Малого театра, вполне мог бы еще если не сниматься, то уж точно выходить на сцену, которую так любил. Малый всегда обожал и берег своих стариков, мудрых и опытных мастеров, к которым, без сомнения, принадлежал бы и Юрий Васильев.
Но стариком он не стал. Он ушел в самом расцвете творческих сил и человеческой мудрости. В 59 лет. Так же тихо и скромно, как и жил… Без громких скандалов, пафосных интервью и вспышек фоторепортеров.
*
Юрий Васильев обрел все разом: сцену Малого театра, кинокамеры и любимую женщину. И четыре десятилетия хранил им верность… Таким уж был этот человек — цельным, надежным, лишенным тщеславия. Совсем не похожим на того самого соблазнителя и обманщика Рудика, которого ему довелось сыграть.
Но почему тогда слава обошла его стороной? Его аристократическая стать, пронзительный взгляд, казалось, обещали головокружительную карьеру. Режиссер Владимир Меньшов не зря сравнивал его потенциал с Аленом Делоном.
Но в советской системе кинопроизводства, где ценились не столько харизма и типаж, сколько связи и умение быть на виду, Васильев оказался лишним. Он не боролся за роли, не искал покровителей и не играл в игры кинематографической богемы.
Никто в семье Васильевых не имел отношения к миру кино: отец работал инженером-электриком, мать — библиотекарем в школе. Жизнь их сына текла размеренно и предсказуемо, пока в их подмосковном дачном поселке не поселился актер Николай Плотников, с которым они подружились.
Для мальчишки соседство с настоящим артистом, чье лицо мелькало на киноэкранах, было подобно чуду. Юра заслушивался его рассказами и восхищался.
Плотников, видя искренний интерес, не просто рассказывал байки, а делился с ним самой сутью актерского ремесла: умением проживать чужие судьбы, пропускать через себя целые жизни. Именно тогда Васильев впервые и задумался об актерской профессии. Это была не детская мечта о славе, а глубокое, осознанное потрясение от возможности сделать искусство своей жизнью.
Путь в профессию был для него на удивление легким. Сразу после школы Юрий с первой же попытки поступил в ГИТИС, что уже говорило о его незаурядных данных. На курсе успешно справлялся со всеми заданиями, был на хорошем счету у педагогов, которые разглядели в нем не только эффектную внешность, но и талант.
Его не нужно было учить держать паузу или наполнять взгляд смыслом — это было его естественным состоянием.
— Вы, Васильев мечта любого театра,- прочили ему блестящее будущее педагоги.
Звездный час наступил для него еще в ГИТИСе. В дипломном спектакле Васильев выступил настолько блестяще, что его тут же пригласили в труппу Малого театра.
И театр, известный своей традиционностью и иерархичностью, его принял. В первый же год Юрия задействовали сразу в 6 спектаклях — случай для начинающего актера беспрецедентный и говорящий об огромном доверии. Правда, значимых ролей не получал. Он стал тем самым столпом, краеугольным камнем труппы — универсальным, блестящим, но всегда остававшимся в тени ведущих мэтров.
Еще неопытным студентом Васильев сыграл главную роль в картине «Ловцы губок». И это была невероятная удача. Дебютант блестяще справился со сложной задачей — образом греческого юноши. Играл уверенно, без тени робости и мастерски исполнил зажигательный сиртаки.
Половина успеха, конечно, принадлежала Нелли Корниенко. Удивительно, но когда их утвердили на главные роли, никто на съемочной площадке не знал, что они уже знакомы и даже влюблены друг в друга.
К сожалению, событием фильм не стал. Прошел в прокате практически незамеченным. А названия его последовавших за дебютом картин — «Путь в Сатурн», «Конец Сатурна», «Тройная проверка» — и вовсе ничего не скажут сегодняшнему зрителю.
Кинематографическая судьба Васильева совершила неожиданный скачок спустя семь лет. Сергей Герасимов, создавая картину «Журналист» о принципиальной провинциалке, чьи письма в редакцию разбудили совесть столичного журналиста, изначально не задумывал романтическую линию как ключевую.
Но встреча в кадре Васильева с Польских стала для режиссера моментом озарения. Он понял, что будет преступлением не использовать для этого блестящую внешность Юрия и одухотворенную красоту Галины. И, словно ювелир, стал вытачивать между персонажами тончайшие грани взаимного притяжения.
Успех картины оказался оглушительным. Журнал «Советский экран» назвал «Журналиста» фильмом года. На Московском кинофестивале лента получила главный приз. А Васильев испытал на себе всю силу внезапной славы. Его узнавали на улицах, зрители писали ему письма, режиссеры наперебой звонили с предложениями.
Казалось, это триумфальное шествие должно было длиться вечно. Этой порции признания, этого запаса зрительской любви хватило бы иному артисту на всю кинокарьеру. Но… увы, не ему. Ничего, даже отдаленно сравнимого по масштабу и резонансу с «Журналистом» в его кинобиографии не случалось еще 11 лет.
А все потому, что актер считал недостойным соглашаться на проходные, бессодержательные роли, боясь расплескать тот творческий капитал, который с таким трудом накопил.
— Разве можно отказываться? Работай, пока предлагают! — пытались вразумить его коллеги.
В результате из трех десятков сыгранных киноролей лишь единицы достойны упоминания. Это проникновенная роль в картине «Валентин и Валентина», эпизодическая, но яркая работа в ленте «Мы из джаза» и блистательный князь Орловский в «Летучей мыши».
И только через год Владимир Меньшов утвердил его на роль Родиона Рачкова…
Нужно отметить, что режиссер не сразу разглядел в Юрии Рудика. Меньшов предлагал эту роль целой плеяде первых красавцев советского экрана: Олегу Видову, Льву Прыгунову, Евгению Жарикову, Владимиру Ивашову. Но все они как один отвечали отказом.
Их опасения были понятны. В советском кинематографе, где искусство было напрямую связано с воспитанием нравственности, играть отъявленного негодяя — человека, который бросает женщину с ребенком и при этом прячется за спину матери, — считалось творческим самоубийством.
Зрители того времени отождествляли актера с персонажем без остатка, и никто не хотел навлекать на себя гнев многомиллионной аудитории.
Васильев рискнул. И не просто согласился, а создал удивительно объемный и психологически точный образ. Его Рудик — не картонный злодей. В его цинизме угадывалась слабость, в его обаянии — внутренняя надломленность. Он вызывал не только острую антипатию, но и странное сочувствие, как человек, оказавшийся заложником собственной слабохарактерности.
Но даже после этого режиссеры упорно не желали различать его творческую глубину.
— Юра навечно оказался заложником ярлыка «аполлона». Ни одному постановщику не пришло в голову, что за этой идеальной внешностью скрывается актер, способный на пронзительные психологические прорывы, — как-то отметил его соратник по сцене Владимир Сафронов.
Ему было уже под 60, когда он неожиданно для себя самого позвонил Владимиру Меньшову. В его голосе, всегда таком сдержанном и гордом, впервые прозвучала просьба, больше похожая на исповедь: все вокруг народные, один он без звания…
Это был единственный раз в жизни, когда Васильев попросил за себя. Каких унизительных усилий стоило ему это признание, какая внутренняя борьба предшествовала тому звонку — никто теперь не скажет и не узнает.
Однако Меньшов похлопотал. Приказ о присвоении звания народного артиста Юрию Николаевичу был подписан. Вот только получить он его не успел…
И в молодости, и в зрелые годы Юрий Васильев был невероятно хорош собой. И, конечно, всегда пользовался огромным успехом у противоположного пола. Но повышенное внимание женщин сильно его тяготило и смущало.
Он не искал легких побед. Избегал встреч с поклонницами. И пронес через всю жизнь верную и глубокую любовь к своей жене Нелли Корниенко, с которой прошел рука об руку почти 39 лет.
В мае 99-го актер поздравлял супругу с днем рождения. Говорил, как всегда, сдержанно, но нежно: «Родная… Любимая…». И в этих простых словах была вся глубина чувства, на которое он был способен. За все годы совместной жизни он ни разу не дал повода усомниться в его верности.
А спустя всего 12 дней ушел навсегда. О том, что у него больное сердце, знал только он. И нес эту боль молча, как и все в своей жизни.
Нелли Корниенко пережила мужа на 20 лет.
