В кабине лифта стояли трое: величественная Татьяна Доронина, её муж Борис Химичев и случайная попутчица — молоденькая, симпатичная девушка. Борис, мужчина видный, скользнул по незнакомке оценивающим взглядом. Этого оказалось достаточно.
Не говоря ни слова, Доронина развернулась и со всей силы, по-пролетарски, отвесила девушке пинок, когда та собралась выходить. Бедняжка пулей вылетела на этаж, а муж, опешив, спросил: «Ну зачем ты так?». Ответ прилетел мгновенно: «А куда ты таращишься?».
Их история любви началась в 1967 году. Химичева позвали на пробы к фильму «Ещё раз про любовь». Борис, увидев Доронину, обомлел: перед ним стояла настоящая царица. Восторг разбился о реальность за секунду. Актриса окинула претендента взглядом, которым обычно оценивают залежалый товар на рынке, и процедила сквозь зубы: «Добрый день». После чего просто отвернулась.
Химичев вылетел из павильона в бешенстве. Хлопнув дверью, он прокричал, что с этой «цацей» не выдержит и десяти минут. Но актерская среда тесна. Вскоре Доронина пришла в Театр имени Маяковского, где служил Борис.
Режиссёры, словно издеваясь, поставили их в пару в спектакле «Да здравствует королева, виват!». Она — Елизавета, он — её фаворит лорд Дадли. На сцене ему приходилось целовать ей руки и обнимать. Они начали влюбляться друг в друга по-настоящему.
К 1973 году Доронина уже была свободна от брака с Эдвардом Радзинским. На гастролях в Новосибирске всё и случилось. Химичев признался в чувствах, а она тут же выставила ультиматум: либо сразу ЗАГС, либо до свидания. Никаких полумер. Он согласился, хотя уже тогда понимал расстановку сил: командовать в доме будет она.
Жизнь Дорониной и Химичева напоминала качели. То они били сервизы в пылу ссоры и расходились по разным квартирам, то наслаждались друг другом, молча обнимаясь на кровати. Борис обожал моменты, когда Татьяна, поджав ноги, читала на диване или в простом халатике занималась уборкой. Сама актриса признавала: из всех её мужей Химичев был самым хозяйственным и нежным. Но это их отношения не спасало.
Бориса изводило положение «тени Великой актрисы». Видя их, люди говорили: «Смотрите, Доронина! А это кто? А, муж…». Уязвленное самолюбие требовало реванша. На гастролях Борис пускался во все тяжкие, крутил романы со стюардессами и консьержками, пытаясь доказать самому себе свою значимость. Доронина догадывалась, молчала, а потом всё заканчивалось очередным скандалом и разъездом по разным квартирам.
Возвращение блудного мужа проходило по одному и тому же сценарию. Татьяна звонила ему в театр и вкрадчиво просила: «Мама передала вкусности, помоги донести сумки». И он, чертыхаясь, снова шёл в её сети.
Конец их отношений наступил на железной дороге. Они встретились в Ленинграде и в одном купе поехали домой в Москву. Борис был в командировке месяц, и за это время в жизни жены всё изменилось. Под стук колес она сообщила: пока его не было, она приняла предложение руки и сердца от другого. «Прощались» всю ночь, кидаясь под крики друг в друга едой. А утром на перроне её уже встречал чиновник Роберт Тохненко.
Борис Химичев идеально играл князей и лордов. Он был родом из села Баламутовка и до пятнадцати лет доил коров в колхозе. Фамилия Химичев досталась ему от отчима. Родного отца он не знал — мать ушла из жизни во время аборта, когда Боре было двенадцать лет, унеся тайну об отце с собой в могилу. Бабушка лишь намекала, что заезжий молодец был «благородных кровей», поэтому, мол, внук и уродился таким «породистым».
Личная жизнь актёра до главной его встречи была очень насыщенной. Студенческий брак на чердаке театра, продлившийся пару месяцев. Или трагикомичная история в Тбилиси, где он решил приударить за местной красавицей, а её горячая родня заставила его жениться. Тот союз продержался ровно пять дней.
К 1987 году он был известным, но одиноким и совершенно неухоженным мужчиной. Именно таким он зашел в маленький особняк в центре Москвы, где работала Галина Сизова. Она была из другого мира — правительственный гид, водила экскурсии для Брежнева и иностранных делегаций.
Химичев зашёл по делам к начальнику Галины. Та вежливо предложила чай. Как позже вспоминал актёр, стоило ей повернуться и летящей походкой направиться к двери, его накрыло: «Это она — та самая».
Началась долгая осада. Борис оставлял цветы у двери её квартиры, целыми днями дежурил у подъезда. Галина, привыкшая к ухаживаниям политиков, поначалу смотрела на актёра скептически. «Какой-то дурак из деревни», — говорила она своей бабушке.
Её смущали мелочи: он постоянно ходил в одной и той же чёрной рубашке, старых, потёртых штанах и за столом не пользовался ножом, помогая себе пальцами или вилкой. «Манеры пастуха!» — возмущалась она. «Зато внешность лорда», — мудро парировала бабушка.
Химичев шёл ва-банк. Однажды, когда Галина с роднёй отдыхала в Ялте, он приехал туда и повёз её семью на морскую прогулку. Налетел ветер, сорвал с головы Галины шляпу. Не раздумывая ни секунды, народный артист сиганул с борта в штормовое море. Пассажиры ахнули. Шляпу он спас, хоть она и размокла, и с большим трудом поднялся обратно на судно.
В другой раз, перед Новым годом, в дверь Галины позвонил незванный гость. На пороге стоял огромный Дед Мороз. Он ввалился в квартиру с роскошной, уже наряженной елкой, которую привез в фургоне вместе с другом. Только по голосу хозяйка узнала своего настойчивого поклонника Бориса.
Они поженились летом 1988 года. Борис был пятым мужем Галины, а она его пятой официальной женой, но венчались они впервые, решив, что это навсегда. С Галей, или «Галюшей», как он её называл, Химичев наконец-то почувствовал себя по-настоящему счастливым.
Если Доронина требовала служения, то Галина мягко им управляла. Она была «серым кардиналом»: не лезла в творчество, но решала всё остальное. Именно она, используя свои связи, пробила мужу звание Народного артиста, минуя Заслуженного, потому что считала несправедливым, что у него в 60 лет нет наград.
Она взялась за его гардероб. Потёртые штаны отправились в утиль, в шкафу появились смокинги, бабочки и бархатные сюртуки. Когда они выходили из дома, соседи прилипали к окнам: шёл король со своей королевой.
За быт, как ни странно, отвечал «король». Химичев оказался кулинаром от бога. Он квасил капусту, коптил рыбу, жарил шашлыки. Стоило жене приподняться с кресла, он летел на кухню: «Сиди, я всё сам!». По утрам, пока она спала, он готовил ей завтрак и подавал в постель.
В девяностые годы Химичев впал в депрессию. Режиссёры перестали приглашать его в кино, а в театре спектакли ставили крайне редко. Галина, человек действия, стала его продюсером. Она нашла деньги на фильм «Князь Юрий Долгорукий», где её муж сыграл главную роль. Когда финансирование кончилось, она, не дрогнув, заложила их вторую квартиру, чтобы доснять картину.
Общих детей у них не было, но Борис обожал дочь Галины от прошлого брака, и с невероятной силой любил внука Дениса. Он возил его в сад, играл с ним, ползая по ковру и гордо называл себя дедом. Жизнь, казалось, сложилась идеально. Но была одна деталь, которая не вписывалась в эту идиллию…
Уже после ухода Бориса Химичева из жизни разразился скандал. На телевидение пришли женщина по имени Лида и её дочь Дарья, заявившие о праве на наследство. Родные Бориса Петровича этих женщин знали.
Эта история тянулась из прошлого, из времен разрыва с Дорониной. Лида была просто поклонницей, «медсестрой», как Химичев её называл, которая помогала ему во время болезни. О романе речи не шло, но женщина хотела ребенка «для себя» и обещала ничего не просить.
Когда девочка подросла, Химичев всё рассказал Галине. Её реакция была мудрой: «Я выходила за холостого и бездетного. Это твоя прошлая жизнь, меня она не касается». Она не запрещала ему общаться с внебрачной дочерью, но в их семейный круг эту тему не пускала.
Борис помогал дочери: передавал ей заграничные вещи через падчерицу, купил машину, но близкими людьми они так и не стали. Он жаловался падчерице Елене: «Встречусь, дам денег, а говорить не о чем. Чужие они…».
Последние годы семейного счастья омрачила болезнь. У Галины начал прогрессировать Альцгеймер. Сильная, волевая женщина медленно угасала, бродя по дому и прижимая к груди сумочку с какими-то «ценностями», которых на самом деле не существовало. Химичев стал сиделкой. Он кормил жену с ложечки, когда у неё перестали двигаться руки, читал ей книги, мыл и водил на прогулки в ближайший парк.
Когда её не стало, Борис морально ослаб. Падчерица запомнила страшный телефонный звонок ранним утром — не голос, а вой раненого зверя: «Лялечка, мамы больше нет…». Полгода он пил по-черному, не желая жить.
Спасение пришло в виде юбилея артиста. На праздник он пригласил даже Татьяну Доронину. Она пришла с молодым спутником. Увидев их, Химичев не удержался от «шпильки»: «Специально его привела? Чтобы я ревновал? Это в твоём репертуаре». Но когда они выпили по первой рюмашке, посмотрели друг на друга, оба прослезились. Спустя 31 год старые обиды показались глупостью и они снова начали общаться, но теперь как друзья.
Вскоре после юбилея врачи нашли у Бориса Химичева опухоль мозга. Сгорел он быстро, за несколько месяцев. И именно в эти дни на даче в Жаворонках снова появились тени прошлого.
Дарья и её мать стали приезжать к умирающему. Помощница артиста по хозяйству пыталась их не впускать, но натыкалась на скандалы и угрозы вызвать милицию. Пока актер лежал беспомощный, дочь делала снимки у его постели и записывала его бред на диктофон, чтобы потом предъявить это на ток-шоу как доказательство их близости.
Падчерица Елена, стараясь не устраивать сцен, однажды пригласила их на чай. Разговор не клеился. Лида рассказывала про постоянные визиты отца, Елена молча слушала, понимая, что при живой матери и здоровом отчиме эти женщины на пороге не появились бы.
Борис Химичев уходил, разговаривая с единственной женщиной, которая была для него всем. В бреду он смотрел в дверной проём и спрашивал: «Галя, Галюша, ты пришла за мной?».
На кладбище Дарья отказалась идти на поминки, сказав, что хочет побыть с отцом наедине. На самом деле — ждала телекамер, чтобы картинно поправить ленточки на венках для эфира. Играла роль любящей дочери, надеясь получить наследство, но в итоге всё досталось падчерице Лене.
А в пустом доме в Жаворонках осталась собака Найда. Когда-то Химичев подобрал её, дрожащую, на бензоколонке. Странная помесь таксы и спаниеля. Он назвал её «Рыбкой». Умирая, он больше всего просил не усыплять её. Теперь, когда падчерица приезжает в дом, Найда бросается к ней со всех ног. И Елена ловит себя на том, что каждый раз приветствует собаку теми же словами, что и ушедший отчим: «Привет… Рыбка моя».
