На съёмках третьего сезона «Сватов» вся съёмочная группа наблюдала странную картину. Татьяна Кравченко, уже утвердившаяся в роли грубоватой и простой Валюхи Будько, вдруг начала усиленно следить за собой. В перерывах накладывала на лицо косметические маски, кокетничала, заметно нервничала перед дублями. Камера включалась, и она ложилась в постель к своему экранному супругу Ивану, которого играл Фёдор Добронравов.
Сценарная задача была простой: изображать семейную рутину, ворчать, кормить мужа. Но актриса вдруг поверила в эту игру. Постоянное нахождение в одной кровати, пусть и под прицелом объективов, забота, смех — все эти признаки экранной семейной жизни сыграли с ней злую шутку. Кравченко влюбилась в партнёра по-настоящему.
Она решила открыться. Подошла и честно сказала о своих чувствах, надеясь на взаимность, ведь в актерской среде служебные романы нередкость. Добронравов выслушал её и мягко осадил. Сказал, что любит свою жену Ирочку, что у него двое сыновей и рушить семью ради интрижки он не станет.
Для Кравченко это стало холодным душем. Она переживала, чувствовала стыд. А спустя годы признала: слава Богу, что Добронравов не поддался. Иначе это стало бы очередным провалом в череде её неудачных романов, в которых, по её собственным словам, она искала душевность, а получала только пинки да синяки.
Эта жажда любви, толкавшая Татьяну Кравченко в объятия самых разных мужчин, зародилась в двухкомнатной квартире в Донецке. Тане было тринадцать лет, когда она полезла в дальний угол комода и нашла странные документы. Там лежало заявление, написанное рукой отца, Эдуарда Яковлева, с просьбой удочерить ребенка своей жены. Рядом — два свидетельства о рождении на одно имя. Даты совпадали, а вот отчества были разными.
Пазл в голове подростка сложился. Эдуард Семенович, которого она звала папой, на самом деле был ей никем. Это объясняло многое: почему он никогда не проверял у неё уроки с интересом, а только с брезгливой миной смотрел в тетради. Объясняло, почему младшая сестра Ленка могла прыгать к родителям в постель воскресным утром, а Таню, заглядывающую в дверь, никто не замечал. Отчим не стеснялся в своих выражениях и говорил ей: «Ленка у нас красивая, а твоё лицо и лицом-то назвать сложно».
Но самым болезненным было отношение матери. Эмилия Ивановна, женщина с довольно тяжелой судьбой, дочь «врага народа», вымещала на старшей дочери собственные обиды. Таня была «незаконнорожденной», живым напоминанием о интрижке с женатым мужчиной. Мать могла ударить её за любую провинность — поводов всегда было предостаточно.
Однажды, уже зная правду о своём рождении, Таня не выдержала придирок отчима к своему сочинению, вырвала тетрадь из его рук и крикнула: «Пошёл вон! Ты для меня — никто!». Мать, вернувшись с работы, увидела мужа, демонстративно отвернувшегося к стене. Сказал он только одно: «Я твоего «крокодила» больше видеть не желаю». Не разбираясь, мать влетела в комнату к дочери и начала её избивать. С того дня Таня перестала называть отчима папой.
О своём настоящем отце она узнала много позже. Мама достала из потайного кармана сумки маленькое фото мужчины с проницательными глазами. Василий Токарев, большой начальник в Донецке, ушёл из жизни, когда Тане было всего три месяца.
В Москву Татьяна Кравченко сбежала, чтобы доказать всем, а главное — матери и отчиму, что чего-то стоит. Поступила в Школу-студию МХАТ со второй попытки, но после выпуска её, характерную актрису с нестандартной фактурой, не брали в театры.
Спасение пришло от Марка Захарова. Он пригласил её в «Ленком», поставив только одно условие: ей необходимо сменить фамилию. Тогда она была Яковлевой. В театре людей с такой фамилией было слишком много, поэтому режиссёр и предложил ей взять фамилию бабушки — Кравченко.
Татьяна получила комнату в театральном общежитии, но вскоре перебралась в мастерскую своего первого мужа, Владимира Лавинского. Внук музы Маяковского, художник, богема. Жизнь с ним была похожа на вечный проходной двор: гости, вино, споры об искусстве. Кравченко старалась быть идеальной хозяйкой: стирала, готовила, накрывала на стол для друзей мужа.
В ответ она получила полную свободу нравов, к которой не была готова. Лавинский не скрывал своих увлечений. Однажды Татьяна, задержавшись в театре, приехала в мастерскую ночью и застала мужа в постели с другой. Вместо скандала она постелила гостье на диване в соседней комнате, а сама легла к мужу на нагретое место.
Лавинский считал, что он творческая личность и имеет право проводить время с другими девушками «для вдохновения», но вот Татьяну он ревновал безумно. Когда она получила главную роль в спектакле «Мои надежды» и рассказала об этом мужу, он посмотрел на неё страшным взглядом и спросил: «Ты что, меня за дурака держишь? Ты думаешь я не знаю, как актрисы такие роли получают?».
Татьяна даже не успела ничего ответить. Резкий удар кулаком в лицо. Она побежала в ванную, он — за ней. Вместо того, чтобы успокоиться, он становился только яростнее. Удары сыпались один за другим. Кравченко закрывалась руками и терпела.
Подобные случаи и после повторялись неоднократно. Устав от нападок мужа она развелась, выписалась из квартиры и ушла в театральное общежитие.
В театре ангелом-хранителем Татьяны Кравченко стала знаменитая Татьяна Пельтцер. Старая актриса взяла шефство над молодой, шумной девушкой из Донецка. Пельтцер учила её не только профессии, но и житейской мудрости, правда, весьма своеобразно.
Однажды Кравченко осталась ночевать у Пельтцер. Хозяйка ушла играть в карты к Аросевой, а Татьяна развлекала себя просмотром телевизора. Шёл «Тот самый Мюнхгаузен». Смотреть фильм в одиночестве было скучно, поэтому она решила выпить. Нашла шампанское, которое Пельтцер ненавидела, но держала для гостей, и выпила две бутылки.
Пробка от первой бутылки куда-то предательски отлетела и Татьяна не смогла её найти, когда «избавлялась от улик». Утром её разбудил тычок в бок. Над ней стояла Татьяна Ивановна с найденной пробкой в руке. Кравченко начала извиняться, но Пельтцер оборвала её: «Дорогая, я не злюсь. Но запомни: никогда не пей одна. Я однажды так набралась, что потеряла и работу, и любимого мужчину».
Именно Пельтцер, сама того не желая, разрушила одну из самых романтичных историй в жизни Кравченко. На гастролях в Братиславе Татьяна познакомилась с драматургом Освальдом Заградником. Импозантный мужчина, который был на двадцать лет старше. Это была любовь с первого взгляда, с ночными прогулками по незнакомому городу и поцелуями.
Вернувшись в автобус к труппе, счастливая Татьяна по секрету рассказала всё Пельтцер. На первой же остановке Татьяна Ивановна громко объявила Захарову: «Танька-то моя всю ночь с Освальдом Заградником провела!». Тайна перестала быть тайной, но роман продолжился. Пять лет Заградник приезжал в Москву, звонил ей. Кравченко ждала от него предложения, хотела родить ребенка даже без брака, но он был против.
От безысходности актриса начала встречаться с другим мужчиной. Заградник об этом как-то узнал, позвонил, поздравил и пожелал счастья. На следующий день после этого телефонного разговора Татьяну везли в театр на служебном «рафике». Машина притормозила на светофоре, готовясь повернуть.
Слева поравнялся автобус. В окне она увидела Освальда. Их взгляды встретились на секунду. Загорелся зеленый: её машина ушла направо, его автобус — прямо. Больше они никогда не виделись.
Человеком, с которым Татьяна Кравченко встречалась, и за которого впоследствии вышла замуж, чтобы забыть словака, стал Дмитрий Гербачевский. Администратор «Ленфильма», позже — директор группы «Наутилус Помпилиус».
Она забеременела в первую же брачную ночь. Родилась дочь Аня. Дмитрий приводил в дом рок-звезд, боготворил Бутусова, но вместе с богемным угаром в дом пришёл и алкоголь. Гербачевский пил много, часто становился агрессивным. Кравченко долго терпела его пьяные вспышки агрессии, оправдывала его творческим кризисом, когда его уволили из группы за пьянство. Но сценарий первого брака повторился с ужасающей точностью.
Татьяна вернулась со съемок, уставшая, начала готовить ужин. Дмитрий был пьян. Она ушла укладывать маленькую дочку спать. Едва сама задремала, как почувствовала страшный удар по голове. Муж ни за что бил её с остервенением, со звериным оскалом. К счастью, в квартире был друг семьи, который скрутил Гербачевского.
В больнице пожилой врач посоветовал ей: «Сегодня — сотрясение мозга, а завтра он тебе шею свернет. Беги, пока поздно не стало». Утром Дмитрий ничего не помнил, а когда ему рассказали о том, что он натворил, ухмыльнулся: «Было и было. Говорят же: «бьет — значит любит»». Развод оформили быстро, а после Татьяна узнала, что у него, оказывается, всё это время была любовница, работающая гримёршей.
Всенародная слава обрушилась на Татьяну Кравченко, когда ей было уже за пятьдесят лет. Сериал «Сваты» сделал её Валюху почти национальным героем. Зрители не отделяли актрису от персонажа, и в чём-то были правы. Манеры, говор, привычки своей героини Татьяна во многом скопировала со своей матери.
На съёмочной площадке кипели нешуточные страсти. Если с Добронравовым у Татьяны сложилась крепкая дружба после неудавшегося романа, то с Людмилой Артемьевой, игравшей сватью Ольгу, шла настоящая война. Конфликт интеллигентки и простушки перетёк со страниц сценария в жизнь.
Артемьева вела себя на площадке отстраненно, как примадонна. Кравченко, привыкшая к простой театральной этике, этого не понимала. Дело доходило до мелких пакостей в кадре. Артемьева могла специально менять мизансцену, поворачиваясь к камере лицом так, что Кравченко оказывалась в профиль или спиной. Могла отстать во время проходки, чтобы партнерше пришлось неловко оборачиваться.
Татьяна начала отвечать тем же. Однажды они просто остановились посреди дубля, потому что каждая пыталась переиграть другую позиционно. «Что я, подыгрывать ей сюда пришла? Возьму сейчас и уйду!» — не сдержалась Кравченко. Режиссерам приходилось лавировать между двумя огнями, но это напряжение парадоксальным образом шло на пользу сериалу.
Единственное, что примиряло всех — это чудовищная усталость и… раки. Рядом со съемочной площадкой их разводили, и группа за время съемок съела триста килограммов. Добронравов варил их по уникальному рецепту, а в пять утра, после ночных посиделок с пивом и раками, Татьяна вместе с ним шла плавать, чтобы взбодриться перед очередной сменой.
Сегодня в доме Татьяны Кравченко нет мужских вещей. Она честно признается, что не умеет любить себя, но зато научилась любить своё одиночество. Мать часто повторяла ей: «Мужчина должен быть в жизни каждой женщины, чтобы в старости можно было вдвоем гулять по паркам», но такая идея Кравченко не близка.
У Татьяны хорошие отношения с дочерью, хотя актриса чувствует себя виноватой за то, что воспитывала её не в полной семье и из-за съёмок уделяла недостаточно времени. Аня выросла и стала дизайнером.
С матерью, Эмилией Ивановной, которой уже за девяносто, отношения остаются сложными, но родственными. Татьяна перевезла её в Москву, содержит, находит сиделок. Старые обиды за детские побои не забыты, но отодвинуты в сторону. «Я всю жизнь стараюсь находить ей оправдания, ведь она моя мама», — говорит актриса.
Татьяна Кравченко играет в антрепризах, ездит по стране и собирает полные залы. Ей нравится, что слава пришла поздно — не пришлось болеть звездной болезнью. Она смотрит на свою жизнь без сожаления, даже на те моменты, когда ей было больно. Ведь если бы всё сложилось иначе, она, возможно, так и осталась бы просто Таней Яковлевой, одной из многих, а не единственной и неповторимой Валюхой, которую знает каждая семья.
