Я точно помню этот звонок. Был август, жара, выходной. Я лежал на диване и листал новости, когда увидел заголовок: «Евгения Дмитриева родила в 39, а отца ребёнка не называет». Актриса, педагог, «Заза», «Физрук», сотня ролей, но главное — молчание. И это молчание казалось громче любых интервью.
Тогда никто ещё не знал, что отцом ребёнка стал её студент. На девятнадцать лет младше. Он позвонил ей однажды из-за билета на поезд. Голос — и всё. Отправная точка романа, который сначала был шёпотом, потом — шёпотом с детским плачем на фоне, а потом уже никто не удивлялся.
Но поначалу — молчали все. И она молчала. Потому что когда тебе под сорок, ты звезда, у тебя курс в Щепке, а парень только что сдал вступительные — не до откровенности. Даже с самыми близкими.
Я много раз слышал, как о таких историях говорят шепотом. «Вот, приударила за студентом». «Наверное, кризис». Но когда читаешь биографию Евгении Дмитриевой — всё становится на свои места. Тут не про слабость. Тут про выстраданную тишину, зрелость, позднюю любовь и право на неё.
Давайте откатим назад. В 70-е, в Москву. Маленькая девочка, полненькая, с фурункулёзом. Нет, не из тех, что поёт арии на табуретке. Скорее — та, что тихо тянется за сценой, но не верит, что её туда пустят. Родители — переводчик и балерина, вроде бы культурный бэкграунд, но Жене с самого детства не везло с телом. Обмен веществ, фурункулы, лишний вес. Она сама потом говорила: «Я всё детство стеснялась себя. И всё равно мечтала быть актрисой».
Музыкалка — семь лет. Театральный кружок — с первого класса. И всё равно ощущение: не про меня. Когда в подростковом возрасте тебя мучают комплексы, сцена кажется чем-то вроде подиума. Красивые, стройные, звонкие. Ты — не туда. И тем не менее, она пошла туда. Через неуверенность, через голос внутри, который говорил: «Не выйдет». Поступить — в МХАТ и Щепку. В итоге выбрала Щепкинское.
Ирония в том, что когда ты поступаешь в театральное, ты будто подписываешь негласный договор: «Будешь жить на костылях и вдохновении». 90-е. Начало карьеры. Театры — нищета, главных ролей нет, зарплаты — как сдача после маршрутки. Женя устраивается в Малый. Ждёт, играет, терпит. И, как это часто бывает у тех, кто умеет терпеть — соглашается на брак.
С Андреем Кайковым, однокурсником, всё было почти по-чеховски. Она его «выходила». Говорила, что чуть ли не по пятам за ним ходила. И дождалась. Скромная свадьба. Съёмная комната, потом бабушкина квартира. Роли, репетиции, бессонные ночи. А потом — тишина. Не между ними, а внутри. Всё, перегорело. Отношения не выдержали ритма. Разошлись. Без скандала. Просто по-человечески.
И вот здесь начинается самое интересное.
После развода она замкнулась. Не театрально — с надрывом и вином в бокале, а по-настоящему. Так, как это делают взрослые женщины, которые уже поняли, что в этой жизни на пафос не разживёшься. Женя ушла в преподавание. Сначала — ассистентство, потом полноценные курсы. Преподавала в родной Щепке. Дети, студенты, курсовые спектакли. Без истерик, без гонора — просто делала своё. И делала хорошо.
17 лет она проработала там, прежде чем получила предложение от Школы-студии МХАТ. Весьма солидная история. И вот, пока режиссёры не замечали её как актрису, режиссёры-студенты уже учились у неё как у педагога.
Настоящий прорыв случился, когда ей было уже далеко за тридцать. Сначала — сцена: Меньшиков дал роль в «Горе от ума». Потом — Доннеллан, англичанин, дал Чехова. С этим спектаклем они обкатали полмира — от Европы до Австралии. А потом пошло кино. Сначала были эпизоды. Потом — «Три полуграции». А потом — «Заза».
Вот тут совпало всё. И время, и роль, и актриса. В «Зазе» Дмитриева сыграла женщину, влюблённую в ровесника собственного сына. История на грани — чувства, стыд, страх, зависимость от любви. Женя тогда и не подозревала, насколько это окажется в точку.
Съёмки закончились. Премьеры прошли. Она вернулась к преподаванию. И вот тут — август. Дом. Трубка. Бархатный голос студента: «Извините, я не могу попасть в Москву, у меня проблемы с билетом…»
Это был Владимир Киммельман. Девятнадцать лет разницы. Он — её студент. И да, всё началось с голоса. Женя говорила потом: «Я влюбилась в голос. Он звонил, объяснялся, а я слушала — и чувствовала, как будто меня кто-то гладит изнутри». Это даже не роман. Это признание в том, что тебе снова хочется чувствовать.
Сначала всё было под грифом «секретно». Ну как сказать: она — педагог, он — студент. Слухи, конечно, ходили. Студенты догадывались, но молчали. Она не хотела, чтобы его воспринимали как «мужа Дмитриевой». Ему ещё карьеру строить. Поэтому они прятались. Не потому что стыдно, а потому что бережно.
В 2011-м она родила сына — Марка. Отец? Неизвестно. Комментариев не даёт. В интервью — отговорки. В 2018-м — вторая беременность. И только тогда, после рождения дочери, она сказала вслух: «Да, это мой муж. И да, он был моим студентом».
Вот скажите честно — вам бы хватило смелости? Признаться, что вы родили от человека, который на 19 лет младше? Да даже не в возрасте дело. В статусе. В том, что она — медийное лицо, преподаватель, а он — только начал путь. Актриса с сотней ролей. А у него — билет на поезд.
Но знаете, что по-настоящему сильно? Она не оправдывалась. Ни разу. Ни одним словом. Не прогибалась под публику, не просила понимания. Просто жила дальше. Растила детей. И делала своё дело.
Сегодня ей — 51. Ему — 33. У них двое детей, и никакой официальный статус «учитель – ученик» между ними уже давно не актуален. Владимир Киммельман — не просто «молодой муж Дмитриевой». Он — самостоятельный актёр и режиссёр. Театр, сцена, постановки. В кино, правда, снимается редко. И это, по-моему, даже к лучшему. Он не пошёл по пути хайпа и обложек. Он просто живёт рядом с женщиной, которую любит, и не конкурирует с ней за внимание прессы.
И это, кстати, одна из главных причин, почему у них получилось. Евгения не делала из него мальчика-аксессуар. Она не вытягивала его в свет. Они не выставляли свою любовь в витрину, не ходили на премьеры как бренд-пара. Они жили. И сейчас живут — с детьми, с собаками, с экзотическими зверями, которых пристраивают из приютов. Семья у них, знаете, с характером.
Сыну Марку — 12. Дочке — 5. Женя честно признавалась, что к материнству пришла не сразу. «Только через полгода я почувствовала: это — мой человек. До этого — просто комочек, плачущий, спящий…» — говорила она однажды. Очень по-настоящему. Не как в журналах, где «с первого взгляда безумная любовь». А как у женщин, которые долго ждали, долго не решались — и потом вдруг, в один день, поняли: да, вот оно.
Вот вы говорите — женская судьба, актёрская судьба… А я вот смотрю на неё и думаю: а что, если Евгения Дмитриева — это вообще про другую формулу успеха? Не про звёздную дорожку. Не про «Голливуд» и роллы на пресс-завтраке.
А про поздний старт, много тишины, и одну большую, взрослую, реальную любовь. Где нет афиш. Нет конкурсов. Зато есть дом, дети, питомцы. Есть работа. Есть чувство, что ты — не пустое место. Ни как женщина. Ни как мать. Ни как актриса. Ни как человек.
У неё нет Instagram, в котором по понедельникам все счастливы. Зато у неё есть жизнь. Та самая, настоящая. Где любви не мешает разница в возрасте, а талант не торопится к публике, потому что знает: время — придёт. Пусть в сорок. Пусть в сорок шесть. Пусть в пятьдесят.
Главное, чтобы было кому в тебя поверить. Хотя бы с третьего тура. Хотя бы по телефону. Хотя бы с билетом на поезд, который ты не успеваешь взять вовремя.
