Аркадия Райкина называли «человеком с тысячью лиц». Действительно, за свой творческий век он создал столько абсолютно разных персонажей, что удивительно, как он сам не затерялся среди них, не растеряв своего обаяния и харизмы.
Билеты на его выступления были своеобразной валютой, за которую советский человек мог «достать» что угодно, а очереди у касс приходилось контролировать конной милиции.
24 октября исполняется 114 лет со дня рождения этого удивительного артиста.
*
— Еврею быть клоуном? Никогда!
Ярость отца, портового бракера, возлагавшего на старшего сына большие надежды, была безграничной. Он только что привел с представления цирка-шапито в Рыбинске Аркашу с младшими сестрами.
Театр манил мальчика неудержимо. Ради сцены он был готов даже безмолвно стоять в массовке. Даже подаренная отцом скрипка не помогла.
Аркаша предпочитал съезжать на ее футляре с горки. Правда, эта шалость обернулась ангиной, а та — тяжелым осложнением на сердце. В тринадцать лет ревматизм и ревмокардит приковали парнишку к постели, поставив на грань жизни и смерти. Он выжил, но ему пришлось заново учиться ходить.
Последствия той болезни остались с ним навсегда: слабое сердце стало источником вечных страданий. После одного из таких переживаний, обернувшегося тяжелейшим приступом, 26-летний Райкин поседел. В его темных волосах появилась серебряная прядь.
Но полностью его шевелюра побелела в 70-е, когда его имя стали травить самыми чудовищными сплетнями. Будто бы он, циничный стяжатель, переправил ценности в Израиль в гробу собственной матери; будто бы он скрытый сионист, готовящийся к бегству.
И это звучало не только в кулуарах, а с официальных трибун. Аркадий Исаакович, для которого мысль об отъезде была кощунством, слышал это и медленно умирал от обиды. Когда театр приезжал на гастроли в какой-нибудь город без своего лидера, публика лишь понимающе кивала:
— Ну да, ну да… В Израиле уже, небось…
А в это время Райкин, прикованный к больничной койке новым инфарктом, медленно седел…
Свою жену, красавицу Руфь Марковну Йоффе, с которой он прожил всю жизнь, Аркадий Исаакович тоже нашел в театре.
Еще мальчишкой он выступал в одной из школ с самодеятельностью. И однажды среди зрителей его взгляд выхватил девочку. Она привлекла его внимание не столько своей миловидностью, сколько алым беретом, сквозь который пробивалась прядь иссиня-черных волос.
Образ оказался настолько ярким, что, случайно увидев ее через полтора года на Невском проспекте, узнал мгновенно. Она шла по улице с невероятной королевской осанкой, гордо подняв голову. Подойти и заговорить с незнакомой барышней в те времена считалось неприличным. Поэтому Аркаше оставалось лишь проводить ее завороженным взглядом, так и не узнав имени.
Лишь через несколько лет они встретились в шумном буфете Ленинградского техникума сценических искусств. Имя у девушки тоже оказалось удивительным. Родители ждали мальчика и уже выбрали имя Роман, но родилась девочка, которую официально нарекли Руфь, а дома с самого начала ласково называли Ромой.
История сохранила разные версии того, кто первым предложил пойти в кино: по одной — это была смелая Рома, по другой — решительный Аркадий. Но в одном источники сходятся: уже во время сеанса, в полумраке кинозала он неожиданно повернулся к ней и сделал предложение руки и сердца.
Она не испугалась, лишь ответила:
— Мне нужно подумать.
Через несколько дней Рома сказала: «Да».
Однако семья Руфи была против. Она росла без матери. Отец, врач по профессии и двоюродный брат физика Марка Йоффе, со временем женился на подруге покойной супруги.
Рахиль Руттенберг, будучи директором Ленинградского дома для беспризорных детей, обладала сильным характером и педагогическим опытом. Поэтому, когда падчерица заявила о желании стать актрисой, перечить не стала и вместо запрета предложила компромисс:
— Сначала получи надежную профессию, а потом делай, что посчитаешь нужным.
Так Рома оказалась в полиграфическом техникуме, а уже потом поступила в театральный.
Перспектива видеть дочь супругой «никому неизвестного клоуна» родителей совсем не обрадовала. Позже Райкин признавался:
— Если бы я не любил Рому, точнее, если бы я любил ее чуть меньше, я бы, наверное, не выдержал. Но я ее очень любил.
Именно эта любовь дала ему силы бороться за свое счастье. Он отправился под Лугу на дачу, где проводила лето семья его избранницы. Всю дорогу юноша лихорадочно репетировал пламенные речи о вечной любви и блестящем будущем, которое готов был подарить Роме.
Однако его красноречие так и не потребовалось. Молодому человеку прямо предложили уйти, если он не хочет больших неприятностей. Роме разрешили выйти на прощание всего на пять минут. Эта сцена стала для обоих настоящей трагедией. Они стояли друг напротив друга и… плакали.
Но разве могли родительские запреты остановить двух влюбленных? Как только Рома вернулась в город, их тайные встречи возобновились. Постепенно сопротивление семьи ослабло, и Аркадию разрешили бывать в доме, хотя не перестали относиться к нему снисходительно.
Через год Райкин пригласил всю семью невесты на свой дипломный спектакль «Смешные жеманницы». Только тогда, увидев его на сцене, ощутив силу его таланта и аплодисменты зала, отец и мачеха, наконец, сдались и дали согласие на брак.
Молодые начали жизнь в родительском доме Ромы, получив в свое распоряжение отдельную комнату. И, несмотря на бытовую тесноту, были счастливы. Единственное, что омрачало их идиллию — это неуемная страсть мачехи к воспитанию. Рахиль продолжала бесконечно делать замечания и одергивать зятя по любому поводу. Даже после рождения внучки Кати не оставляла попыток подчинить весь дом своим правилам.
В конце концов Аркадий, не выдержав постоянного давления, поставил жене условие:
— Или мы живем отдельно от твоей мачехи, или я ухожу.
Сказано — сделано. Взяв с собой маленькую Катю, он переехал к своим родителям. Верная Рома, не раздумывая, последовала за мужем. Старики Райкины встретили беглецов с радостью, а внучка и вовсе стала для них источником бесконечной нежности.
Вскоре молодая семья получила комнату в коммунальной квартире, в которой прожила долгие годы, а вечно меняющиеся соседи становились для Райкина неиссякаемым источником типажей.
С тех пор Рома всегда и везде была рядом. Окончив техникум, стала вместе с мужем выходить на сцену Ленинградского театра миниатюр под элегантным псевдонимом Р. Рома. И хотя примой не стала, их дочь Екатерина позже отмечала, что при других обстоятельствах она вполне могла бы на это претендовать:
— Мама обладала той яркой, притягательной красотой, какой награждает природа только очень одаренных людей. Она была прекрасная актриса, которая могла бы украсить своей индивидуальностью труппу любого драматического театра.
Помимо актерского дара, Руфь обладала энциклопедическими знаниями и несомненным литературным талантом. Ее эрудиция и талант рассказчика были так велики, что даже мастер художественного слова Ираклий Андронников, бывая в гостях у Райкиных, шутливо отмечал:
— Ромочка прекрасный рассказчик, мне лучше помолчать.
Однако все ее силы и время были посвящены другому. Всю жизнь она заботилась о здоровье мужа, который часто болел. А еще была его секретарем, не отходящим от телефона, часами отвечала на вопросы, давала интервью и писала от имени Райкина статьи.
Но главной мудростью Руфи Марковны стало ее неизменное достоинство, с которым она встречала любые испытания. Когда сердце разрывалось от боли, а глаза наполнялись слезами, она находила в себе силы не показывать отчаяния. Никогда и никто не видел ее рыдающей, не слышал упреков и не становился свидетелем бурных сцен. А ведь их брак, как и любая долгая жизнь вместе, знал разные моменты.
Еще в начале войны за молоденькой Ромой приударил молодой секретарь обкома Леонид Брежнев. На одном из банкетов по случаю приезда столичного театра с концертами в Днепропетровск чиновник настойчиво ухаживал: подливал вино в ее бокал, развлекал остроумными историями, приглашал в танце. Райкин вынужден был сохранять внешнее спокойствие, хотя внутри все кипело от возмущения.
Накопившееся напряжение выплеснулось позже, в гостиничном номере, где артист устроил бурную сцену ревности и даже позволил себе дать жене пощечину. К счастью, буря быстро утихла, наутро супруги помирились.
Куда трагичнее обстояли дела с увлечениями самого Аркадия Исааковича. Один из таких адюльтеров с актрисой Антониной Гунченко, случившийся накануне рождения сына, не укрылся от Руфи. Потрясенная изменой, она приняла решение прервать беременность. К счастью, прежде чем отправиться к врачу, женщина поделилась своим горьким намерением с подругами. И именно они уговорили ее не совершать роковой ошибки.
— Бабы буквально липли к отцу, стоило ему оказаться без жены. Романы, конечно, случались, а доброжелатели всегда находились, чтобы сообщить маме все подробности,- делилась позже их дочь Екатерина.
Еще до связи с Гунченко у Райкина начался бурный роман с актрисой Гарэн Жуковской, женщиной ослепительной красоты, сводившей с ума мужчин. Их роман оказался настолько бурным, что артист постоянно метался между двумя городами, разрываясь между обязательствами в Ленинграде и страстью в Москве.
И хотя в его окружении Гарэн называли хищницей, вцепившейся в великого артиста, именно она проявила неожиданную мудрость. Это Гарэн, обладавшая достаточным тактом и здравым смыслом, настояла на разрыве и убедила Аркадия вернуться к жене и детям.
На склоне лет, когда Руфь Марковна тяжело заболела, Аркадий Исаакович окружил ее особой трогательной заботой. После лечения она снова смогла ходить, но речь к ней так и не вернулась. Каждое лето супруги уезжали на Рижское взморье, где подолгу бродили по берегу под руку. В этом молчаливом единстве уже не нужны были никакие слова.
Аркадий Райкин ушел из жизни 17 декабря 1987 года. Ему было 76 лет. Верная Рома пережила мужа всего на два года.
