85 лет назад, 27 июня 1940 года, родился актер легендарной «Таганки» Борис Хмельницкий (1940-2008), которого называли «главным Робин Гудом Советского Союза»
*
*
Борис Хмельницкий запомнился не только своими ролями в кино и на сцене легендарной Таганки или своим легко узнаваемым – с хрипотцой – голосом. Это был настоящий Мужик с большой буквы, удивительно добрый, душа нараспашку, жизнелюб, балагур, весельчак, которого все обожали за талант любить и дар дружить. Еще он гордо носил звание «лучший актер-бильярдист страны».
…С Борисом Алексеевичем мы встретились в бильярдной Дома кино осенью 2007 года. Когда интервью было готово, он попросил оставить готовый текст вахтерам на служебном входе.
«Прочитаю, что-то, может, еще вспомню и добавлю», — пообещал Хмельницкий.
После этого актер не брал трубку. В феврале 2008-го стало известно, что его не стало — онкология. Интервью так и осталось не завизированным.
*
«СТАРАЛСЯ НЕ СНИМАТЬСЯ В ПЛОХОМ КИНО»
— Борис Алексеевич, только честно. Как вы относитесь к своему званию «секс-символа»?
— Я над этим смеюсь! Полный маразм! Годится только для шоу-бизнеса. Еще о женщине так можно сказать, а о мужчине… Разве Шварценеггер — секс-символ? Или Де Ниро?
— Еще вас часто называют «главным Робин Гудом СССР». Не надоела такая слава?
— И не надоест! У каждого актера есть один-два фильма, по которым его помнят. У меня это «Стрелы Робин Гуда», для которого Высоцкий написал замечательные баллады. «Стрелы» стали точным попаданием в жанр романтического кино, а этого очень трудно добиться.
У нас были красивые герои, красивая история, нешуточная борьба добра и зла. И даже злодеи не такие уж плохие… К сожалению, сегодня таких картин не снимают.
*
*
— В этом причина, почему вы редко снимаетесь?
— Причина в том, что я стараюсь не сниматься в плохом кино. И вторая причина — в том, меня мало здесь снимали. Но думаю, что такие предложения сняться на Западе, как я, мало кто получал.
Как-то в Югославии на фестивале я познакомился с Кирком Дугласом, он наполовину русский — его мама из Смоленской губернии. И он пригласил меня в Голливуд — на главную роль в картину «Скалолаз» по Стивенсону. Устроил по этому поводу фуршет, собрал нашу делегацию, сделал официальное заявление. Я спросил тогда в шутку: «Кирк, хау мач мани?»
Он назвал сумму (а это был 1982-й или 1984-й год) — полмиллиона долларов. Для начала восьмидесятых это была фантастическая сумма! Помню, стою, и от изумления не могу ничего сказать. А он, видимо, решил, что мало, и говорит: «Ну ладно — 800 тысяч… Хорошо, миллион!» Я нашему представителю Госкино сказал: «Если отпустите, я согласен государству все «бабки» отдать — за суточные снимусь». Но так и не отпустили.
Был еще один шанс, но в другой раз меня не отпустил Юрий Любимов… Но я не в обиде и воспринимаю это как комплимент — наверное, ценил очень. Хотя, с другой стороны, снимись я в Голливуде, были б и деньги, и все такое…. (Смеется.) Может, вообще по-другому сложилась бы моя актерская судьба.
МЕССИНГ НЕ ВЫЛЕЧИЛ
— Почти 20 лет назад вы ушли из театра на Таганке. Почему?
— Время пришло уходить – я исчерпал себя в театре! Хотя считаю, что самый актерский театр, который я вообще когда-либо видел, — это та Таганка. Я не беру старый МХАТ, «Современник» Олега Ефремова или старый Вахтанговский, — я рассматриваю наше поколение.
Помню, мы сидели в гостях у Андрея Миронова, и вдруг он говорит: у вас замечательный театр, но актеры в нем — марионетки. На что я сказал: «Андрей, назови второй театр в Советском Союзе с таким количеством потрясающих актеров». Славина, Демидова, Полицеймако, Высоцкий, Золотухин, Губенко, Бортник, Филатов, Любшин, Калягин, Шаповалов… Ничего себе — «театр марионеток»!
Любимов мог объявить по 200 выговоров – за прогулы, пьянки, но ни одного актера не уволил. Мы наслаждались ролями, можно сказать, купались в них. Даже эпизоды он выстраивал так, что самая маленькая роль превращалась в событие. Но еще году в 1978-ом, можно сказать, на пике славы – он честно всем нам сказал, что с театром «что-то нехорошее происходит», поэтому – «надо искать».
И актеры стали уходить в другие театры, в другие жанры. И мне в какой-то момент показалось, что я могу сделать новый, совершенно иной виток своей жизни. И ушел в никуда.
— Ходили слухи, что вы вдрызг разругались Любимовым.
— Чушь!!! Я никогда не скрывал, что Любимов вообще мой любимый режиссер. Хотя бы знаете почему? Ведь он взял меня в театр, несмотря на то, что я был заикой, каких свет не видывал.
Родился я в Уссурийске, в Приморском крае. Но поскольку папа был военный, наша семья изъездила весь СССР. И сколько себя помню, я постоянно лечился от этого страшного мальчишечьего недуга. Ведь мне постоянно драться приходилось – все передразнивали. «А-а, заика!» Я – хвать, что подвернется под руку, и — вперед. И сызмальства за мной это дело «не ржавело»…
*
*
Прошел кучу логопедов – безрезультатно. Не поверите, но мной занимался даже знаменитый Вольф Мессинг, который был близким другом нашей семьи. Но не помог. А вылечил меня киевский профессор Деражне, у которого был метод, основанный на «изобретении» Демосфена.
Если помните, великий оратор, чтобы избавиться от заикания, ежедневно выходил к морю, набирал полный рот камешков и начинал разговаривать. Море шумит, а когда заика не слышит своего голоса, ему легче говорить. Вот я и гулял к морю целый год…
Мне помог этот метод, но окончательно заикание не прошло. Вот тут-то на меня свалилась другая напасть…
— Решили стать актером?
— Ну да, причем во что бы то ни стало. Но как – с моим-то «дефектом фикции»?! Думаю: будь что будет. Во ВГИКе меня сразу прокатили. А в Щукинское театральное приняли. Но учиться было нелегко – бывало, даже экзамены письменно сдавал. Говорить не мог!
А потом был первый самостоятельный показ на первом курсе, когда все решалось, смогу я быть актером или нет. Я вышел на сцену, отбарабанил все без запиночки. И Юрий Петрович Любимов, который был у нас преподавателем, сказал: «Ну и пусть заикается в жизни, сколько хочет. А на сцене пусть творит».
Но в театре приходилось несладко. Я до слез благодарен Любимову за поддержку. Играю спектакль: где-то заикаешься ровно, а иногда просто ступор. И Любимов тогда сказал: «Пусть думают, это я так поставил, я так придумал». Это очень помогало. Вскоре заикание и вообще окончательно прошло.
— А как вы попали в театр на Таганке?
— Юрий Любимов делал постановку со студентами старшего курса. Это была учебная работа «Добрый человек из Сезуана» по пьесе Бертольда Брехта. Ему нужны были музыканты и, услышав, как я играю (а у меня за плечами была музыкальная школа по классу баяна), он позвал меня поучаствовать.
Из отрывка возник спектакль, который пользовался феноменальным успехом, и вся элита Москвы приходила смотреть его.
В постановке играли Владимир Высоцкий, Алла Демидова, Валерий Золотухин, Семен Фарада. После спектакля Любимова назначили главным режиссером театра (тогда еще «драмы и комедии») на Таганке. С третьего курса я уже играл главные роли, и экзамены мне засчитывались экстерном. Мы — Васильев, Высоцкий и я, — писали музыку. Так что я работал с первого дня на Таганке. Как раньше пели:
На Таганке, на Таганке
Мы повстречались,
На Таганке мы с тобой разошлись.
*
*
*
«НЕ МОГУ ПОХВАСТАТЬСЯ, ЧТО ОДНОЛЮБ»
— Чем вы занимались после ухода «в никуда»?
— Свобода для артиста – тяжкое испытание. Многие спиваются, падают так, что уже не подняться. Первые два года после моего ухода из «Таганки» — вообще ни одного звонка! Звали в театры, но хотели, чтобы я сам пришел, «поклонился в ножки». А я не мог переключиться, и сейчас не могу. Спасали концерты – я же пою, рассказчик вроде не последний.
Надо и через такое пройти. А потом пошло-поехало. То выступаю, то устраиваю концерты, вечера разные. Снимаюсь мало, но, говорят, довольно удачно. Не так давно у меня вышел диск с песнями.
*
*
*
— Вы, конечно, знаете, что о вас разные байки ходят?
— О, чувствую, следующий вопрос будет о любви, женщинах и их красоте. На эти темы я могу говорить часами, и не скрываю, что женщин люблю завоевывать.
— Может, поделитесь собственными секретами обольщения?
— А смысл? Человечество уже столько испытанных методов придумало.
— Времена же меняются…
— Во все времена было важно, чтобы все было искренне, чтобы женщина поверила в твои чувства, что она у тебя единственная. Ну и конечно, нужны были неординарные ходы к ее сердцу.
— Какие неординарные ходы придумывал Борис Хмельницкий?
— Была, например, вот такая история. Я два года ухаживал за очень красивой знаменитой актрисой, но безрезультатно — она любила другого. А как мы ухаживали в то время? Ну, дарили цветы, приглашали в театр, ресторан. Это был штамп! А чтобы добиться такой женщины нужно что-то из ряда вон. И вот…
Я снимался в фильме «Красная палатка» в Арктике. Вокруг одни скалы, льды и ни одного телефонного междугороднего автомата. Спутниковая радиосвязь была только на дизельном электроходе «Обь», на котором мы приплыли. Да и то суперсекретная! Как-то мы сидели, выпивали в свободное время, вдруг слышу: капитан разговаривает с Москвой.
Прошу сделать звоночек. «Да ты знаешь, что мне будет за такое?!» – как понес. «Не расстреляют же». Короче, еле упросил. Звоню: «Я тут, мол, с Северного полюса… Одни моржи, тюлени, белые медведи кругом, так тебя не хватает. Скоро приеду, жди». Представьте, несколько лет я ее добивался и — ничего, а этот неожиданный ход все решил. У нас завязался головокружительный роман.
— У вас действительно были сотни романов, как вам приписывают?
— (Смеется.) Все равно не поверите! Правда, некоторые я даже не помню за давностью лет… Да уж, не могу похвастаться, что однолюб. Я влюблялся на каждом этапе своей жизни: и в пять лет, в детском садике, и в школе, и в юности. И сейчас влюбляюсь.
А вот настоящих романов — с засечками на сердце – было немного. Признаться, вообще терпеть не могу фразу: «Я тебя люблю». Никогда ее не говорил — даже женам. Я находил другие слова, которые намного лучше этой банальности.
И потом такое признание подразумевает огромную ответственность перед женщиной. А мне еще папа, очень яркий человек с огромным чувством юмора, говорил: «Боря, гулять гуляй, но «расписок» не давай».
*
*
— Тем не менее, вы дважды водили женщин в ЗАГС.
— Когда я в 36 лет женился на Маше Вертинской, все мои друзья были в шоке. Ведь у меня была слава хронического холостяка. Но я оказался очень хорошим мужем. Вот в тот момент я понял: жена — это не любовница. Понял, что такое семья и ответственность за близкого человека. Главное — не подставлять, не причинять боль. Даже если ты пошел налево, чтобы она не знала.
Семейные отношения — это же огромный спектакль, желательно с хорошим концом. Это когда люди расстаются и с благодарностью вспоминают время, проведенное вместе, общаются.
— Интересно, как вы добивались своих жен. Звонили из космоса, со дна океана?
— Ничего такого особенно экстраординарного не было. Ни с первой женой, ни со второй, Ириной, психологом по профессии. С Машей мы вместе учились в театральном институте. У нее тогда был муж. Потом они разошлись. Мы часто встречались в компаниях, я знал все ее романы, она — мои. А потом так сложилось, что через пятнадцать лет знакомства завязался и у нас. И как оказалось, очень серьезный…
Сейчас вот снова холост. Живу с дочерью от брака с Марианной Александровной Вертинской. Хотя она и маму любит, и тетю Анастасию. Но так вышло… Просто, я очень люблю дочь, а она — меня. Дети должны сами выбирать, с кем им жить. И ничего в этом плохого нет. Почему только мамы должны воспитывать?
— Дочь носит вашу фамилию?
— Да. Она Дарья Хмельницкая. Кстати, она тоже актриса, и неплохая. А мой внебрачный сын Алексей занимается бизнесом.
*
*
«О ЖЕНЩИНАХ — НИ ОДНОГО ПЛОХОГО СЛОВА»
— Раз уж коснулись столь щекотливых тем… Постель в вашей жизни много значит?
— О! Обязательно. Это главное место действия. Не обязательно постель. Обладание женщиной! А где действие происходит — в самолете, на подъемном кране, в подъезде или еще где-то — не важно.
— Вы хотите сказать, что все перечисленное в вашей жизни было?
— Чего только не было! (Смеется.) Главное, чтобы искренне и с желанием. А на скаку, на скорости сто километров в час или в трюме парохода — не имеет значения.
— Любовные неудачи, «трагедии» в вашей жизни случались?
— Конечно! Как и в жизни каждого. Это даже интересно. А попереживать! А набраться опыта! Не бывает, чтобы один мужчина нравился всем. Сейчас говорят: «Нет недоступных женщин, есть мало денег». Неправда! Есть такие женщины, которых ни за какие деньги не купишь.
— По вашим внутренним законам, что никогда нельзя делать по отношению к женщине?
— Я вообще никогда не говорю ничего плохого о женщинах. Так мне легче и им тоже. Она всегда должна быть уверена: ее не подставят, не предадут. В общественном месте, компании мужчина всегда должен защищать женщину, даже если она не права. Если ее обидели, раньше вызывали на дуэль. Сейчас просто бьют морду.
— Приходилось?
— Очень редко. Любой мужчина должен поставить себя так, чтобы никому и в голову не приходило нахамить твоему любимому человеку. Обычно мне это удавалось. В остальных случаях я действовал по принципу “бей первым, Фредди!”
*
*
