Татьяна Ухарова-Буркова (жена Георгия Ивановича) сидела на дачной веранде вместе со своей дочерью Машей и перебирала свежую клубнику. По телевизору показывали фильм «Из жизни отдыхающих», где играл ее любимый муж Георгий Бурков.
Она не могла оторвать глаз от экрана, любуясь его игрой. Внезапно Татьяну переполнили эмоции, и она воскликнула: «Маша, если бы ты только знала, как сильно я его люблю! Не могу передать словами…»
*
Дочь улыбнулась, видя счастливое лицо матери: «Верю, мам. У тебя сейчас такой влюбленный взгляд!» В этот момент скрипнула калитка — приехал зять Сергей. «Я с новостью! Георгию Ивановичу Рязанов предложил главную роль в новом фильме! Он от радости на седьмом небе!»
У Татьяны екнуло сердце. Вместо того чтобы разделить ликование, ее охватила тревога. «Нужно срочно ехать в Москву, быть рядом с ним…» — забеспокоилась она. Но Сергей остудил ее порыв: «Зачем такая спешка? Поедем завтра утром, как и планировали».
Всю ночь Татьяна не могла сомкнуть глаз, сжимая подушку от нехорошего предчувствия. Маша заметила, что мать ворочается без сна, и пришла поговорить.
«Ну что случилось, мам? Почему не спишь?»
«На душе неспокойно, дочка. Столько лет Жора ждал такого шанса, переживал, что Рязанов держит его на вторых ролях. Помнишь, как он чуть с ума не сошел, когда не его, а Леонова утвердили на главную роль в «О бедном гусаре замолвите слово»? А сейчас вот Сергей говорит — Жора сам не свой от счастья. Вот этого я и боюсь…»
Маша попыталась успокоить мать: «По-моему, ты просто накручиваешь себя, мамуль. Не волнуйся, все будет хорошо. Давай спать». Но Татьяна еще долго лежала без сна, вспоминая свою жизнь с Жорой, которая пронеслась перед глазами как кадры кинохроники.
…Ей было всего 15, когда она попала в труппу Театра имени Станиславского — самая юная актриса. Старшие коллеги не упускали случая подшутить над ней. Особенно им нравилось дразнить Таню приходом нового актера.
«Танюша, ты еще не видела этого красавчика? Длинный, худой, губастый. И ни одной буквы внятно не выговаривает! Настоящий герой-ловелас, все главные роли будут его!» — шутливо толкала ее локтем актриса Лида Савченко. «Скорее беги знакомиться, пока не опередили! Он ведь иногородний, прописка московская нужна. Так что женится быстро, не зевай!»
Подружки вытолкнули покрасневшую Таню из-за кулис к доске с расписанием репетиций, где стоял «виновник торжества». Делать нечего, пришлось идти.
По дороге она украдкой разглядывала новенького. Мешковатые брюки из серого сукна, клетчатый пиджак, а под ним — яркий свитер в крапинку. На голове красовался залаченный кок. «Да уж, герой так герой!» — хихикнула она про себя.
Подойдя ближе, Татьяна небрежно ткнула пальцем в строчку со своей фамилией: «Смотрите, вот Ухарова — это я. А вы, значит, Бурков? Будем вместе играть в одном спектакле. Вы — папу, а я — дочку.»
Смущенный Георгий кивнул, не зная, что сказать этой ехидной малявке. А Таня как ни в чем не бывало продолжала светскую беседу: «Да, пьеса не ахти. Автор — какой-то неизвестный поляк. Конечно, мы попробуем ее вытянуть, но шансов маловато. Вы сейчас домой? Пойдемте, провожу.»
Они вышли из театра под дружное ржание актрис. Парочка и впрямь смотрелась комично: долговязый парень с буклями и семенящая рядом девчушка, чью голову украшали два детских хвостика. Но Тане было плевать. Она упивалась ролью «опытной актрисы».
За сорок минут ожидания автобуса Татьяна успела перейти с Георгием на «ты» и обсудить репертуар половины московских театров. А когда автобус наконец подошел, Бурков вдруг спросил: «Слушай, может, пройдемся пешком? Погода хорошая, поболтаем. Ты как?»
Всю дорогу они увлеченно разговаривали. Точнее, говорил больше Жора, а Таня слушала, развесив уши. Поражалась, сколько он всего знает, сколько книг прочитал. У её дома они проболтали еще пару часов, не замечая времени. Разошлись только под утро.
Георгия не сразу зачислили в штат театра, но платили целых полтора рубля за спектакль — по тем временам сумасшедшие деньги! Еще бы, ведь он был самоучкой, трижды заваливший экзамены в театральные вузы.
Приемные комиссии в один голос твердили: «Молодой человек, поищите себя в другой профессии. Жаль вашего времени…»
Возможно, Жора и сдался бы, забросил бы свою мечту. Вернулся в юридический, откуда ушел после второго курса. Если бы не поддержка родителей. Мать с отцом в голос повторяли: «Не вешай нос, сынок! Раз душа лежит к сцене — занимайся. А мы тебя прокормим.»
Они души не чаяли в единственном ребенке. В детстве чуть не потеряли Жору, когда он заболел тяжелейшей формой брюшного тифа. Врачи отправили его в палату из которой выходили далеко не все. Спасла сына только мать, забрав из больницы и несколько месяцев выхаживая травами и медом.
Став взрослым, Георгий целыми днями пропадал в библиотеках и в Доме офицеров на репетициях, рискуя загреметь в тюрьму за тунеядство. Проверяющим он позже признавался: «До сих пор, как милиционера увижу, сразу сосет под ложечкой. Те времена вспоминаются…»
Первой крупной работой актера Буркова стала роль Маяковского в пермском театре. Худрук поначалу и слышать не хотел, чтобы этот «страшненький и картавый» играл главную роль. Но Жора уговорил его дать шанс.
И лихо загримировался, подготовил отрывок. Худрук только руками развел: «Ладно, черт с тобой, показывай своего Маяковского!»
Перевоплощение было столь разительным, что роль тут же утвердили за Бурковым. Следующие несколько лет он переиграл почти весь репертуар — сначала в Перми, потом в Кемерово.
А потом московский критик Пыжова увидела его на гастролях и позвонила худруку Театра Станиславского: «Я тут такого самородка встретила! Во рту каша, неказистый, но играет как бог!»
Георгий, прождав приглашения несколько недель, сам примчался к Львову-Анохину. Пришел без звонка, чем, конечно, не вызвал восторга у мэтра. Но они проговорили четыре часа, за которые режиссер проникся к простоватому парню искренней симпатией. И пригласил показаться худсовету.
Пробы Бурков провалил. Забыл текст, колошматил что-то невнятное. Худсовет хмурился: и этого неуча нам рекомендовали? Но Львов-Анохин неожиданно встал на его защиту: «В Москве разговорится! Зуб даю.» И Жору приняли в штат.
Татьяна вспоминала, как однажды Бурков пригласил ее к себе — обсудить пьесу «Маленький принц». Они проговорили весь вечер. А наутро Таня готовила любимый Жорин напиток — шоколадное молоко.
Когда вернулась, Георгий не спал. «Ты где была? Просыпаюсь — а тебя нет…» — забеспокоился он. «Да вот, за молоком в магазин бегала. Пей давай, а мне пора. Надо еще к бабушке зайти, попрошу сказать родителям, что у нее ночевала. А то влетит от предков!»
«Ерунда все это. Выходи за меня замуж, Танюша!» — вдруг выпалил Жора. Сердце девушки екнуло. Вот так, с бухты-барахты? «Согласна!» — не раздумывая ответила она.
Дома Татьяна решительно настроилась все рассказать родителям. Но планы спутала заметка в «Правде» о брачном аферисте с Урала, который охмуряет московских девушек и исчезает с их деньгами.
Отец Тани, парторг НИИ, метал громы и молнии: «Да это же он, тот самый прохиндей! Никаких свадеб, иначе забудь сюда дорогу!» Но дочь впервые в жизни пошла наперекор: «Жора — хороший! И замуж за него пойду!»
Георгий тоже никак не мог решиться объявить родителям о свадьбе. Татьяна торопила: «Ну когда уже? Сколько можно тянуть?» Наконец Жора привез мать знакомиться с невестой.
Увидев щуплую девчонку, Мария Сергеевна схватилась за сердце: «Жорочка, да на кого ты позарился? Она же и родить тебе не сможет! Папа этого не переживет. Найди кого получше, умоляю!»
В ответ сын отрезал: «Мам, я ее люблю. И женюсь, что бы ты ни говорила!» Оскорбленная мать тут же собрала вещи, забрав даже приданое и деньги на свадьбу. «Тогда не смей меня знать!» — крикнула она, хлопнув дверью. Георгий побежал за ней, но было поздно.
Всю ночь накануне похода в ЗАГС Татьяна подшивала на машинке свое лучшее платье и гладила взятый напрокат костюм жениха. А утром, когда Жора открыл ей дверь, обомлел: «Танька! Это еще что за хрень у тебя на башке?»
«Тебе не нравится? Модная прическа, между прочим, целое состояние отдала!» — насупилась невеста. «Быстро мой голову, а то свадьбы не будет!» — отрезал Бурков.
Всю дорогу до ЗАГСа Таня дулась, отвернувшись к окну. Жених тем временем принял с друзьями «на посошок» и с трудом стоял на ногах. Когда их объявили мужем и женой, Георгий кинулся целовать невесту, но не удержал равновесия и чуть не уронил ее.
В разгар свадебного застолья он и вовсе начал балагурить, рассказывая, в каком чудном виде явилась с утра его невеста. Этого Татьяна стерпеть не смогла, вскочила из-за стола и умчалась жаловаться давнему другу, Юрию Никулину.
Тот внимательно выслушал и покачал головой: «Та-ак, Танюша, ну и муженька ты себе отхватила! Имечко-то какое дурацкое — Жора…» Но потом строго добавил: «Раз вышла замуж — терпи. Куда теперь деваться? Возвращайся к нему, деваться-то некуда.»
Когда Таня вернулась за полночь, Георгий встретил ее с распростертыми объятьями: «Танюрка! Женушка моя ненаглядная! Как же я тебя люблю!» Обида тут же растаяла, как воск.
Первое время молодожены жили впроголодь. Иногда получку задерживали, и на обед им выдавали в буфете котлету в долг. По вечерам подрабатывали в компаниях, куда их звали «поюморить» за еду. Жора лихо изображал свою пермскую дворнягу, а Таня декламировала Крылова с матюгами. Публика лежала от смеха.
Георгий был совершенно не приспособлен к быту. Если вдруг загорался что-то прибить или починить, Таня начинала паниковать. Ходила за ним по пятам и прикидывала ущерб: сама исправит или мастера вызывать?
Жаловалась отцу: «Опять Жора дыру в стене сделал! Картину повесить хотел…» Но тесть вставал на защиту зятя: «Гвоздь любой дурак забьет. А вот сыграть, как Георгий — таких раз-два и обчелся. Береги его, дочка.»
С годами Татьяна превратилась в настоящую собственницу. То и дело закатывала мужу сцены ревности. Чуть задержится после спектакля — все, караул! Кидалась с кулаками, царапалась до крови.
Жора быстро понял: хочешь избежать скандала — удиви жену. Оденется с иголочки и встречает ее: «Вуаля! Вот он я, красавЭц писаный! Ну что, любимая, в кроватку?» Таня сразу забывала все обиды.
Бурков страшно боялся за их первенца Машу, пока та еще не родилась. В метро вставал позади беременной жены, сцепив руки в замок вокруг ее живота — чтоб никто ненароком не задел. А как дочка появилась на свет — первое время на руки не брал, переживал, что навредит неловким движением.
При малейшем писке несся с ней в поликлинику: «Помогите! У меня ребенок плачет!» Врачи успокаивали: «Это у неё зубки режутся. Вы папаша-то полегче, всю больницу на уши поставили!» А Жора продолжал паниковать по любому поводу.
Как-то побежал в аптеку за укропной водичкой для дочки. Вернулся, протягивает пакетик. Таня разворачивает, а там — «изделие номер два». «Жора! Ты что, совсем сбрендил? Как можно было перепутать?» Он оправдывается: «А что я виноват, что и вода, и эта штука одинаково стоят? Что дали, то и взял!»
В такие комичные ситуации Бурков попадал постоянно. Неприспособленность к быту у него была анекдотическая. Хорошо хоть, жена всегда помогала выкрутиться.
Когда Татьяна забеременела второй раз, врачи предупредили: «Больше не рискуйте. Организм может не выдержать.» Но супруги так мечтали о сыне! Особенно Жора — после ухода Шукшина он никак не мог оправиться, и все чаще заговаривал о наследнике. Глядя в его тоскливые глаза, Таня не могла отказать.
На последнем месяце случилось непоправимое. Поскользнувшись, Татьяна упала на трамвайные рельсы животом. Боли не было, и она надеялась, что обошлось. Но ночью малыш перестал толкаться…
Наутро в роддоме врач огорошила: «Ребенок родился мертвым.» Сквозь пелену слез Татьяна позвонила мужу: «Жора, забери меня отсюда…» Георгий примчался и забрал жену, «постаревшую на сто лет». Всю дорогу она задыхалась от рыданий, уткнувшись лицом в его рубашку.
Потеря сына подкосила Буркова. Он замкнулся, часто уходил в себя. Но ни одной съемки или спектакля не пропустил. Наоборот — вкладывался без остатка, заставляя зрителей рыдать от его пронзительной игры.
Татьяна места себе не находила от тревоги. Подруги советовали: «Отвлеки его чем-нибудь! Пусть хоть на рыбалку съездит, раз уж детей не получается…» Какая рыбалка, когда он в любую свободную минуту пропадал на могилке у сына!
Спасением для Бурковых стала внучка, названная в честь свекрови Машенькой. Дочь родила ее совсем юной, сразу после развода с мужем, который даже на выписку из роддома явился с неохотой. А потом и вовсе исчез с горизонта.
Растили кроху всей семьей. Жора словно ожил, целыми днями возился с малышкой, придумывал ей сказки и игры. А Таня помогала дочери, хоть самим часто приходилось сидеть на хлебе и воде — лихие 90-е никого не щадили.
*
Мария Сергеевна пережила сына на семь лет. Под конец у нее развился склероз, она начала путать родных. Татьяну осуждали: «Сдай свекровь в дом престарелых! Чего мучиться?» Но та и слышать не хотела. Выхаживала, как родную мать.
В последние минуты к Марии Сергеевне вдруг вернулась ясность ума. Приподняв голову с подушки, она прошептала: «Танечка, доченька моя… Прости меня, если что не так. И дай мне обнять правнука напоследок…»
Сейчас Георгию Буркову-младшему 32. Он унаследовал от знаменитого тезки талант и характер, хоть внешне на него не очень похож. Так же любит театр и кино, запоем читает те же книги, что обожал дед.
Внук заслуженного артиста занимается видеомонтажом, на сцену не рвется и живет с мамой.
